PhilosofFine

В своей концепции Бердяев пытается совместить два противоположных подхода к анализу времени, развитых соответственно Бергсоном и Хайдеггером. Бергсон в своих трудах определял время взятое в его истинной и "чистой" сущности (как "длительность") в качестве главной позитивной характеристики человеческого бытия, задающей цельность и внутреннюю творческую энергию личности, ее духовную бесконечность; одновременно в философии Хайдеггера время оказывается в определенной степени негативной характеристикой, поскольку оно выражает фундаментальную и неустранимую конечность человеческого бытия и связано со структурой "заботы", особого бытийного "устройства" личности, существующей только за счет своего рода убегания от себя, "проецирования" себя во вне - в бытие как таковое (по сути, это и есть конституирование будущего).

По Бердяеву, эти два подхода относятся к разным планам реальности: первый описывает позитивное творческое развитие истинного бытия, духовного бытия личности, а второй - негативную раздробленность, внеположность и косность объективированного бытия. "Двойственность времени, его двойственный смысл для человеческого существования, пишет Бердяев, связан с тем, что время есть результат творчества нового, небывшего, и вместе с тем оно есть продукт разрыва, утери цельности, забота и страх". Очевидно, однако, что недостаточно констатировать "двусоставность" времени, необходимо (особенно в связи с радикальным различием двух его определений) указать и основу его единства. Здесь Бердяев воспроизводит одну из самых давних и известных идей русской философии, он утверждает, что такой основой - основой цельного времени - является вечность, понимаемая как характеристика единства и бесконечности подлинного бытия, то есть как определение его абсолютности. При этом понятие вечности не только не отрицает возможности применения к подлинному бытию понятия времени в его позитивном содержании, но даже требует такого применения, поскольку первобытие есть не только уже данная основа всего существующего, но и непрекращающийся творческий акт. Лишь из-за радикальной "порчи" бытия, происходящей в силу объективации духа, время обретает свои негативные качества, более того, становится главным признаком "падшести" мира, его негативной, злой природы. Но именно поэтому и борьба с объективацией, устремление человека к восстановлению своей бесконечной творческой способности и, как следствие, своей бытийной полноты - вечности и бесконечности своего существования - оказываются возможными только через преобразование своих отношений со временем, через преодоление его негативной стороны и полное выявление его позитивности как формы абсолютной творческой мощи бытия.

Наиболее характерным знаком "несовершенного" времени, присущего "падшему" миру (по сравнению с "совершенным" и цельным временем первобытия), является его распадение на прошлое, настоящее и будущее, обладающие совершенно различным онтологическим статусом; поэтому преодоление объективации прежде всего требует радикального изменения нашего отношения к прошлому и будущему. Вернуть себе правильное положение в бытии, как центра и источника бытия, личность может только через устранение, "снятие" неизменности и непреклонности прошлого и будущего. Это требует такого "преобразования" прошлого и будущего, которое привело бы к уравниванию их с настоящим - и в смысле их подчиненности творческим усилиям личности, и в смысле их принадлежности к вечности, к бытию.

"Прошлое и будущее, - пишет Бердяев, - представляются нам фатальными лишь потому, что мы объективируем время, что прошлое и будущее представляются нам объектами, которым мы соподчинены. Но онтологически не существует такого объективированного прошлого и будущего, оно субъективно и есть лишь составная часть внутреннего существования" . Описывая основной парадокс времени, Бердяев замечает, что, "в сущности, прошлого в прошлом никогда не было, в прошлом существовало лишь настоящее, иное настоящее, прошлое же существует лишь в настоящем". И поэтому к прошлому, понимаемому как естественная составляющая настоящего, возможно двоякое отношение: либо мы объективируем его и тем самым подчиняем себя ему, либо творим его, пытаясь реализовывать в нем все свое бесконечное содержание, подобно тому как мы это делаем в настоящем и по отношению к настоящему. "К прошлому, к умершему и к умершим возможно двоякое отношение - или отношение консервативное, охраняющее прошлое и возвращающееся к нему, верное традиции, или активное и преображающее отношение к прошлому, вводящее прошлое в будущее и вечность, воскрешающее умершее и умерших".

Вторая форма отношения к прошлому возможна потому, что человек в своей подлинной сущности принадлежит не только времени, но и вечности, охватывает все время (о чем говорил уже Чаадаев). Обыденное сознание - сознание "обыденного" человека в каждом из нас - не знает этой принадлежности вечности, поэтому нужны радикальные усилия по преображению своего сознания, всей своей "падшей" личности, чтобы вновь достичь целостности и полноты своего бытия. Это удается лишь немногим (хотя доступно всем и должно быть реализовано всеми), и такие люди становятся пророками, "людьми вечности", по выражению Бердяева. "Есть люди прошлого, люди будущего, люди вечного. Большинство людей живет в тех или иных разорванных частях времени, и лишь немногие прорываются к вечности, т. е. преодолевают болезнь времени. Пророки обращены к будущему, но они прозревают его только потому, что они в духе преодолевают время, судят о времени из вечности. В духе меняется измерение времени, время угасает и наступает вечность".