PhilosofFine

Главная трудность, с которою мы сталкиваемся, говоря о философии символизма, это его особое положение в русской культуре конца XIX - начала XX в. Символизм всегда хотел быть не только искусством, не только мировоззрением, но и религией и даже неким "хоровым действом". И все-таки искусством он был, и, если мы будем рассматривать только теоретические статьи его представителей, не учитывая их художественные произведения, т. е. ту сторону жизни, в которой символизм воплотился наиболее полно, мы рискуем слишком упростить основной смысл этого учения. И драматургию, и прозу, и особенно поэзию символистов мы должны все время иметь в виду, когда говорим о философии этого направления.

Но и ограничиться рассмотрением только теоретического и художественного творчества символистов мы не вправе. Ведь изначально символизм понимался его приверженцами не столько как некая теория или некое направление в литературе, сколько как жизнетворчество. И потому их собственная судьба - это тоже их слово.

Философия символизма - это не только чистое "умствование", но и творческое поведение. А сами символисты походят на героев какого-то грандиозного действа, что неизбежно накладывает печать и на их облик. Чтобы понять символизм, нужно принять его несколько "театральное" отношение к жизни как должное, как нечто для него естественное и даже необходимое. В жизни и творчестве символистов много недосказанности и намеков. Они живут вроде бы рядом с обычными современниками, но и как бы в другом пространстве. Чувствуя связь с неким высшим началом, они склонны в самых незначительных происшествиях личной жизни видеть вселенские события. Все воспринимается ими как символ, как знак высших сил. Их общение теснейшим образом связано с их литературным творчеством: образы произведений становятся частью жизни и даже "руководством к действию". Житейские события переводятся в символический план и становятся частью произведений. Их жизнь пытается перерасти в житие

Не менее существенно и то, что русские символисты жили в состоянии непрерывных ожиданий, причем ожиданий не вполне определенных, но зато апокалипсического, катастрофического размаха. Эти предчувствия часто придавали их стихам и статьям особый, пророческий тон, и многое из грядущих событий как личной жизни, так и мировой они сумели предугадать. И в то же время жизнь в состоянии ожидания сделала их чуткими к малейшим колебаниям духовной атмосферы, что вызвало, в свою очередь, частые колебания в их мировоззрении. Поэтому, говоря о философии символизма, трудно подробно останавливаться на всех нюансах и оттенках, важнее выявить ту основу, которая в самых резких движениях мыслей, творчества его представителей оставалась неизменной.