PhilosofFine

Главное философское произведение дореволюционного периода творчества Булгакова - книга "Свет невечерний" (название заимствовано из стихотворения Хомякова "Вечерняя песня") - было закончено в разгар первой мировой войны и вышло в свет в издательстве "Путь" в 1917 г. Однако в ней напрасно искать прямой отзвук "шума времени". Проблемы власти и общественности появляются лишь в конце, где Булгаков дает очерк своей философии истории и эсхатологии. Здесь есть особое ощущение напряженности человеческой истории, присущее ранним работам философа. Но в целом автор производит впечатление вышедшего из бурлящего океана истории на скалу христианской веры. В предисловии он сообщает читателю: "Во всяком случае, последние события нас не заставили ни в чем существенном пересмотреть или изменить основные линии мировоззрения, верований, устремлений, отразившихся в этой книге, они даже придали им еще большую определенность и трагический пафос . Лишь насколько нам удается в религиозном созерцании подняться выше своей эмпирической ограниченности и слабости, мы ощущаем наступление великих канунов, приближение исторических свершений".

В первой мировой войне Булгаков видел симптом того, что через несколько лет поэт А. Блок назовет "крушением гуманизма". По его мнению, идеология секулярного гуманизма, или "человекобожия" (В. Соловьев), основанная на вере в самодостаточность человека, терпела свое крушение, и он видел свою задачу в том, чтобы "выявить в философствовании или воплотить в умозрении религиозные созерцания, связанные с жизнью в Православии", т. е. в возвращении к ценностному строю православной культуры, рассмотренному в книге на фоне широкого спектра средиземноморских культурных и религиозных традиций. Этот обращенный в прошлое взор в значительной степени потеснил для Булгакова веру в скорое торжество "христианской общественности". В завершающем разделе книги "Человеческая история" он пишет: "Христианство есть болезнь для мирского сознания. В наши дни христианству приходится на этой же почве сталкиваться с гуманизмом, с его религией человекобожия, для которой "общественность" приблизительно соответствует святости, ибо в ней заключается именно то "единое на потребу", что в себе самом имеет оправдание и смысл. По сравнению с таким отношением христианство естественно кажется холодным, сдержанным, недоверчивым". Отсюда было бы преждевременно делать выводы о том, что у Булгакова притупилось всегда присущее ему особое чувство истории, роднящее его мысль с бердяевской верой в ценность временного исторического бытия. Но тем не менее книга эта как бы над временем: в ней, как в некоторой "сумме", предстают мистические и философские учения Платона и Плотина, Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника, Я. Бёме и Дж. Пордеджа, В. С. Соловьева и Н. Ф. Федорова. Булгаков определяет ее жанр как "собрание пестрых глав". По своей основной теме - это "православная теодицея", попытка преимущественно на богословском материале философски решить проблему зла и проблему отношения Бога и мира, по своему содержанию, а также по стилистике и композиции "Свет невечерний" многим напоминает "Столп и утверждение Истины" П. А. Флоренского. Наряду с философскими фрагментами мы встречаем здесь обстоятельные и обширные историко-философские экскурсы. А там, где философу не хватает доводов рассудка, появляются лирическая зарисовка, фрагмент из "интимного письма" или "дневника", молитва, которые живее "схоластических" рассуждений свидетельствуют о "данностях" религиозного опыта.

Переход от марксистской социологии к религиозному мировоззрению был опосредован для Булгакова огромным влиянием Канта. Преодолеть Канта и его трансцендентализм - эта задача встает с самых первых страниц книги. Вопрос, с которого начинает Булгаков книгу: как возможна религия? - очевидным образом смыкается с тремя кантовскими вопросами, задающими тон трем его критическим сочинениям: как возможна наука (и метафизика, по крайней мере в качестве природной склонности), как возможна мораль и как возможно опознание красоты и суждение о ней? Основное возражение Булгакова Канту - это невозможность рассмотреть веру как чисто моральный феномен, как функцию практического разума. По Булгакову, Кант, придя к гипотезе Бога как субъективной моральной необходимости, должен был зачеркнуть всю "Критику чистого разума" как построенную вне гипотезы Бога и написать заново свою философскую систему. Религия, считает он, включает в себя сферу морали и обосновывает ее, но целиком не сводится к ней. "Религиозный закон" оказывается шире нравственного. Так, он включает в себя обрядовые и культовые предписания, которые стоят вне чисто этической оценки.