PhilosofFine

Важным обобщающим понятием человеческой способности постигать окружающий мир является также понятие мышления. Еще Локк определял его как связь представлений (идей), не проводя при этом резкого разграничения между чувственными и абстрактными представлениями. Способность рассуждения у Канта объединяет рассудок и разум, а у Гегеля пронизывает все формы и виды представления, в том числе и чувственные. Однако сегодня наиболее общеупотребительным синтезирующим понятием является «рациональность». Она не связывается больше с субъективным разумом, а отождествляется с безличными объективными структурами логики, которые в свою очередь связываются не с онтологией или теологией, а с нормами общечеловеческого инструментального действия.

Уже в античной философии удалось найти пластичное соединение интуитивного и доказательного знания. В философии Нового времени это достигалось на основе согласования и дополнительности «врожденных» и «необходимых» истин. Одни являются продуктом рефлексивных актов, которые делают наши идеи понятными для нас и открывают доступ к невидимым чувственным зрением предметам — Субстанции, Абсолюту, Причине, Закону и т. п. Эта четкая картина мышления, созданная философами рационалистами, подверглась деструкции в эмпиризме, представители которого опирались не на «внутренний» — интеллектуальный, а на «внешний» — чувственный опыт восприятия предметов.

В рамках этой парадигмы противопоставление рассудка и разума обессмыслилось, ибо ведущее значение приобрела оперативная способность мышления. Однако Кант, предпринявший попытку примирения рационализма и эмпиризма, снова вводит различение рассудка и разума, но уже не используя представления о «врожденных идеях». Рассудок (интеллект) мыслит посредством форм, т. е. рассуждает по правилам логики. Разум дает основания для рассуждений и выполняет по отношению к рассудку критико-рефлексивную функцию. По Канту, они оказываются не разными способностями человека, но мышлением, выполняющим различные функции: рассудок — это мышление о предметах, а разум — мышление о мышлении. Рефлексия как способность размышлять о мышлении, обеспечивающая возможность априорного, т. е. доопытного познания предметностей как таковых, дополняется у Фихте и Шеллинга «чистым созерцанием». У Гегеля оба момента «понятие» и «созерцание» получают абсолютное единство в его диалектической логике. Правда, за это приходится платить дорогой ценой. Всякий предмет оказывается предметом мысли. Вместе с тем, диалектика Гегеля позволяет избежать тотальности чистых идей.

Ответ на вопрос: «Не являются ли движущими мотивами человеческих действий потребности, желания и страсти?», философы пытались дать на основе различия теоретического и практического разума. Речь идет о границах разума: не привносится ли он, так сказать, задним числом, когда теоретики предпринимают рациональную реконструкцию истории? Такого рода проблемы составляют основу практической философии. Ее не следует сводить к вопросу о соотношении теории и практики или к проблеме опытной проверки знания. Практическая философия не сводится к дополнению абстрактных метафизических схем инструментальными схемами, позволяющими применять теорию на практике. Она имеет самостоятельное значение и, в частности, указывает на жизненный мир как фундамент теоретического знания. Современная практическая философия характеризуется тем, что представляет собой концепцию жизненного ориентирования и стремится сформулировать позитивные ценности, регулирующие индивидуальное поведение.

Попытки критики или трансформации понятия рациональности должны опираться на опыт истории философии, в ходе которой имели место волны как рационализма, так и иррационализма. В этой связи необходимо учитывать историю прежде всего самого различения разумного и неразумного. Эти противоположности не существуют одна без другой и неудивительно, что наступление эпохи разума привело к открытию огромного числа психиатрических лечебниц. Если в Средние века безумцы и нищие считались «божьими детьми» и жили на общественное подаяние, то в Новое время они подверглись изоляции как непроизводительная часть общества. По отношению к ним сначала предпринимались попытки дисциплинарного, а потом медицинского воздействия. Сегодня нам кажется естественным различие нормальных и тех, кому поставлен диагноз опасного психического расстройства. Однако представители гуманистического психоанализа предупреждают, что наше общество является больным и поэтому сложившееся различие рационального и иррационального сегодня нуждается в пересмотре. В его основе лежат понятия экономии и обмена, а также жесткие моральные нормы типа: кто не работает, тот не ест и др. Разного рода «тесты интеллектуальности» подвергают дискриминации людей, способности которых тем не менее важны для выживания общества. Все это заставляет пересмотреть сложившиеся представления о рациональности.