PhilosofFine

Если мы задумаемся о воздействии развития философских идей на человечество в целом (в том числе и не занятое философским исследованием), то должны будем сказать следующее.

Внутреннее понимание бурного, но при всей своей противоречивости единого движения философии Нового времени от Декарта до наших дней только и создает возможность для понимания самой этой нашей современности. Истинные, единственно значительные битвы нашего времени — это битвы между уже сломленным человечеством и человечеством, которое еще опирается на твердую почву, но ведет борьбу за нее или за обретение новой. Подлинные духовные битвы европейского человечества как такового разыгрываются как битвы философий, а именно как борьба между скептическими философиями или, скорее, «нефилософиями», сохранившими только название философии, но не поставленную перед ней задачу,— и действительными, все еще живыми философиями. Живы они, однако, потому, что борются за свой подлинный и истинный смысл и тем самым за смысл подлинного человечества. Привести скрытый разум к пониманию им его возможностей и тем самым усмотреть возможность метафизики как истинно возможной — таков единственный способ стать на многотрудный путь действительного осуществления метафизики, или универсальной философии. Только от этого зависит, окажется ли врожденный европейскому человечеству со времен греческой философии телос, сообразно которому оно хочет стать человечеством на основе философского разума и может пребыть только в качестве такового, в бесконечном движении от скрытого разума к явному и в бесконечном стремлении нормировать само себя через истинность и подлинность своей человечности,— окажется ли этот телос всего лишь историко-фактической иллюзией, случайным завоеванием случайной человеческой общности, окруженной совсем иными человеческими и историческими общностями; или же, напротив, в греческом человечестве впервые прорывается то, что как энтелехия по существу заключено в человечестве как таковом. Человечество вообще есть по существу бытие человеком в человеческих общностях, скрепленных родовыми и социальными связями, и если человек существо разумное (animal rationale), то лишь в той мере, в какой разумна вся его человеческая общность — скрыто ориентированная на разум или открыто ориентированная на пришедшую к себе самой, ставшую для себя явной и отныне в силу сущностной необходимости сознательно руководящую человеческим становлением энтелехию. Философия, наука была бы тогда историческим движением выявления универсального разума, «врожденного» человечеству как таковому.

Так было бы в действительности, если бы до сих пор еще не завершенное движение оказалось энтелехией, подлинным и правильным способом осуществляющей свое чистое воздействие, или если бы разум на деле стал полностью осознанным и явным для самого себя в свойственной его существу форме, т. е. в форме универсальной философии, развертывающейся в последовательных аподиктических усмотрениях и аподиктическим методом нормирующей самое себя. Только тогда можно было бы решить, действительно ли европейское человечество несет в себе абсолютную идею, а не является всего лишь эмпирическим антропологическим типом, подобным «Китаю» или «Индии», и, с другой стороны, обнаруживает ли зрелище европеизации всех чуждых Европе человеческих общностей некий властвующий в нем абсолютный смысл, соотносимый со смыслом мира, а не с его исторической бессмыслицей.