PhilosofFine

Мы хотим здесь пойти вперед таким образом, чтобы, начиная заново и исходя чисто из естественной жизни мира, поставить вопрос о том, как осуществляется предданность мира. Вопрос о предданности мира мы понимаем прежде всего так, как она с наибольшей ясностью видится из естественной установки, а именно, как предданность мира сущих вещей при непрекращающейся смене относительных способов данности: мира, как он сообразно своей сущности постоянно существует для нас как само собой разумеющийся во всем естественном протекании жизни, в неисчерпаемом изобилии все новых само собой разумеющихся моментов, подверженных, однако, постоянному изменению субъективных явлений и значимостей. Итак, теперь мы последовательно тематизируем его как почву всех наших интересов, наших жизненных задач, среди которых теоретические интересы и задачи объективных наук образуют лишь одну особую группу. Но все это теперь никоим образом не выдвигается на первый план, т. е. мир уже не мотивирует нашу постановку вопросов так, как мотивировал прежде. В этом смысле пусть нашей темой теперь будет не мир как таковой, а исключительно мир как постоянно предданный нам в сменяющихся способах своей данности.

Тогда в рамках универсального эпохе, которое поначалу само собой разумеющимся образом представляется непосредственно необходимым, возникают новые и все более обширные систематические задачи. Однако при систематическом проведении так понимаемого эпохе, или редукции, оказывается, что его смысл при постановке всех его задач должен быть прояснен и изменен, если только мы хотим действительно конкретно и без смысловых нелепостей построить новую науку или, что то же самое, если оно должно действительно осуществить редукцию к абсолютно последним основаниям и при этом избежать неприметного, обессмысливающего вмешательства со стороны прежде приобретенных естественно-наивных значимостей. Таким образом мы еще раз приходим к трансцендентальному эпохе, которое в своей всеобщности уже было введено в предшествующем изложении, но теперь мы не только обогатились деталями важных усмотрений, приобретенными на пройденном пути, но и достигли принципиального понимания самих себя, которое придает этим усмотрениям и самому эпохе их последний смысл и ценность.

Замечу, кстати, что намного более короткий путь к трансцендентальному эпохе, изложенный в моих «Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии» и названный мною «картезианским» (в том смысле, что он был найден всего лишь благодаря углубленному осмыслению картезианского эпохе, содержащегося в «Размышлениях», и критическому очищению последнего от предрассудков и заблуждений Декарта) имеет тот большой недостаток, что он — словно одним скачком — хотя и приводит уже к трансцендентальному ego, но, ввиду отсутствия какого бы то ни было предварительного разъяснения, показывает это ego так, что оно кажется содержательно пустым, и в этой содержательной пустоте поначалу остается неясным, что мы таким образом выиграли, и, главное, как отсюда найти путь к фундаментальной науке совершенно нового вида, науке, имеющей решающее значение для философии. Поэтому, как показало восприятие моих «Идей», читатели слишком легко, и уже в самом начале, уступали и без того весьма сильному искушению вернуться к наивно-естественной установке.