PhilosofFine

Но теперь возникает действительно серьезное затруднение, которое затрагивает всю нашу постановку задач и смысл ее результатов и заставляет на деле придать новый вид тому и другому. В силу нашего теперешнего метода эпохе все объективное превратилось в субъективное. Очевидно, это нужно понимать не так, как если бы благодаря ему сущий мир и человеческое представление о мире противополагались друг другу, и на почве само собой разумеющимся образом действительно сущего мира ставился вопрос о субъективном, т. е. о душевных процессах у людей, в которых они приобретают опыт мира, повседневные или научные мнения о мире, те или иные чувственные и мысленные «картины мира». Наша научность не есть научность психологическая. В результате радикального эпохе всякий интерес к действительности или недействительности мира (во всех модальностях, т. е. также и к его возможности, мыслимости или же к отсутствию таковых) оказывается выведен из игры. Поэтому здесь нет речи и о какой бы то ни было научной психологии, о поднимаемых ею вопросах. Почвой психологии и ее вопросов выступает мир, предполагаемый ею как само собой разумеющийся и действительный; у нас эпохе отняло как раз эту почву. А в чисто коррелятивной установке, которую оно создает, мир, т. е. объективное, сам становится особым субъективным. В этой установке «субъективное» еще и парадоксальным образом релятивизируется. Именно: мир (при смене установки названный «трансцендентальным феноменом») с самого начала берется лишь как коррелят субъективных явлений, мнений, субъективных актов и способностей, в которых ему всегда бывает свойствен и заново приобретается смысл изменчивого единства. Если теперь от вопроса о мире (чей способ бытия сводится уже всего лишь к способу бытия некого смыслового единства) перейти к вопросу о сущностных формах этих «явлений и мнений о» нем, то последние имеют значимость его «субъективных способов данности». Если затем, на следующем шаге рефлексии и вопрошания, темой сущностного исследования становятся Я-полюсы и все, что в них есть специфически принадлежащего Я, то теперь они, в новом и еще более высоком смысле, называются субъективной стороной мира, а также способов его явления. Всеобщее же понятие субъективного охватывает в эпохе все: будь то Я-полюс и универсум Я-полюсов, многообразия явлений или предметный полюс и универсум предметных полюсов.

Но здесь-то как раз и заключена трудность. Универсальная интерсубъективность, в которой растворяется всякая объективность, все сущее вообще, по всей видимости, не может быть ничем иным, кроме как человечеством, о котором невозможно отрицать, что оно само входит в состав мира как его часть. Как составная часть мира, его человеческая субъективность, могла бы конституировать весь мир, а именно конституировать его как свое интенциональное образование? — мир, это всегда уже ставшее и далее становящееся образование в рамках универсальной связи [Kon-nex] субъективности, осуществляющей интенциональные свершения,— причем они, совместно осуществляющие эти свершения субъекты, сами оказываются лишь частными образованиями тотального свершения?