PhilosofFine

Вернемся здесь к той мысли, которую мы антиципировали ранее как уже имеющую для нас трансцендентально-философское значение и которая уже подталкивает нас к идее возможного пути от психологии к трансцендентальной философии. В психологии наивно-естественная установка приводит к тому, что человеческие самообъективации трансцендентальной субъективности, которые в силу сущностной необходимости входят в состав мира, конституированного для меня и для нас в качестве предданного, обязательно имеют горизонт интенциональностей, выполняющих трансцендентальные функции, горизонт, который не может быть раскрыт никакой, в том числе и научно-психологической, рефлексией. «Я, этот человек», и точно так же «другие люди» — это означает соответственно апперцепцию себя самого и апперцепцию чужого, которые вкупе со всем присущим им психическим являются трансцендентальным приобретением, изменчивым в своей текучей ежеминутности и получаемым из скрывающихся в наивности трансцендентальных функций. Поставить вопрос о трансцендентальной историчности, в которой в конечном счете берет начало смысловое и значимостное свершение, можно, только разрушая наивность, только методом трансцендентальной редукции. Если наивность, в которой удерживается всякая психология, всякая наука о духе, всякая человеческая история, не разрушается, то я, психолог, как и всякий другой человек, остаюсь в рамках обычного осуществления апперцепций в отношении своего и чужого [Selbstapperzeptionen und Fremdapperzeptionen]. Правда, при этом я могу подвергать тематической рефлексии себя, мою душевную жизнь и душевную жизнь других, мои — и других — сменяющие друг друга апперцепции; могу также вспоминать прошлое; как представитель наук о духе могу в качестве, так сказать, воспоминания целостной общности [Gemeinschaftserinnerung] тематизировать ход истории; как наблюдатель, руководствующийся теоретическим интересом, могу осуществлять восприятия и воспоминания в отношении себя самого, а посредством вчувствования — оценивать чужие апперцепции, выполняемые другими в отношении их самих [fremde Selbstapperzeptionen]. Я могу спрашивать о моем развитии и о развитии других, могу тематически прослеживать историю, так сказать, воспоминания всей общности, но вся такая рефлексия остается трансцендентально наивной, в трансцендентальном отношении она представляет собой осуществление, так сказать, готовой апперцепции мира, тогда как трансцендентальный коррелят — функционирующая (актуально и в виде осадочных отложений) интенциональность, каковая представляет собой универсальную апперцепцию, конститутивную в отношении тех или иных особых апперцепций, придающую им бытийный смысл «психических переживаний того или иного человека»,— остается полностью скрытым. В наивной установке мировой жизни существует как раз только то, что принадлежит миру [nur Weltliches]: конституированные предметные полюса, которые, однако, не были поняты как конституированные. Как и всякая объективная наука, психология остается привязана к области того, что дано заранее, до всякой науки, т. е. к тому, что может быть названо, высказано, описано средствами всеобщего языка; в нашему случае — к области психического, которое может быть выражено в языке нашей (в наиболее широком смысле, европейской) языковой общности. Ибо жизненный мир — «мир для всех нас» — это то же самое, что и мир, о котором все могут говорить. Каждая новая апперцепция посредством апперцептивного переноса по существу ведет к новой типизации в рамках окружающего мира, а через общение — к новому названию, которое сразу же вливается во всеобщий язык. Поэтому мир всегда уже допускает эмпирически всеобщее (интерсубъективное) истолкование, и при этом может быть истолкован в языке. Инише биржа bybit что такое биржа.

Но с разрушением наивности при переходе к трансцендентально-феноменологической установке происходит одно значительное, в том числе и для самой психологии, изменение. Конечно, как феноменолог я могу в любой момент перейти обратно к естественной установке, к обычному осуществлению моих теоретических или других жизненных интересов; я могу вновь, как прежде, действовать в качестве отца семейства, гражданина, должностного лица, в качестве «доброго европейца» и т. д., именно как человек среди моего человечества, человек в моем мире. Как прежде — и все же не совсем как прежде. Ибо я уже не могу достичь прежней наивности, я могу только понять ее. Мои трансцендентальные усмотрения и цели лишь становятся в этом случае неактуальными, но они и дальше остаются моими собственными. И более того: прежде наивная самообъективация в качестве эмпирического человеческого Я с моей душевной жизнью приводится в новое движение. Все апперцепции нового вида, связанные исключительно с феноменологической редукцией, вместе с новым языком (новым, ибо, хотя я по неизбежнос