PhilosofFine

Если дескрипция понимается таким образом, то она должна характеризовать начало единственно подлинной в своей изначальности, единственно возможной психологии. Но вскоре оказывается, что здесь, как и везде, ясность, подлинную очевидность нельзя купить задешево. Прежде всего, как уже говорилось, принципиальные доводы против дуализма, против двуслойности, уже искажающей смысл чистого опыта жизненного мира, против якобы однородной по своему глубинному реальному смыслу реальности (в жизненном мире) физического и психического бытия, против однородности временности и индивидуальности — все эти доводы имеют слишком философскую, слишком принципиальную направленность, чтобы они вообще могли произвести убедительное впечатление на психолога и ученого наших дней, и даже на «философа». От принципиальных споров, не ведущих тем не менее ни к какому единению, устают и тогда уже с самого начала слушают лишь вполуха, больше доверяя силе уже осуществленных в великих опытных науках несомненных свершений, силе их действенных методов, их действительному опыту, соответствующему их особым областям: физики — физическому, биологи — биологическому, представители наук о духе — духовнонаучному опыту. Конечно, все эти науки по праву называются опытными. Если мы обращаем внимание не на рефлексии, в которых они высказываются о своем методе и своей работе, т. е. философствуют (скажем, не на обычные академические речи по какому-либо случаю), а на их действительный метод и действительную работу, то видим, конечно, что они здесь в конечном счете всегда прибегают к опыту. Но если мы ближе рассмотрим этот опыт, то в отношении телесного и духовного он — возразят нам — сам сразу же показывает, что превратная дуалистическая интерпретация все же включена в смысл, который считается опытным смыслом, и дает исследователям право действовать в соответствии с дуализмом, имеющим, собственно, только эмпирическое обоснование, и оперировать внутренним и внешним опытом, понятиями временности, реальности и каузальности так, как они это и делают; сколь бы убедительно философ ни говорил о принципиальной абсурдности, он все же не может тягаться с властью традиции. Впрочем, мы и сами вовсе не собираемся отказываться от наших возражений, и именно потому, что они резко отличаются от всех тех аргументов, в которых используются исторически унаследованные понятия, не исследованные заново в их изначальном смысле, а также потому, что сами они были почерпнуты как раз из изначальных источников, в чем должна убедить всякая последующая проверка того, что нами изложено. Между тем ясность в отношении образа действия занятых своей работой опытных наук, в отношении смысла и границ их правомерности еще не установлена эксплицитно и, в частности, в отношении психологии, нашей теперешней темы, еще не прояснен ее по-прежнему психофизиологический образ действий — не прояснена его правомерность и в то же время его соблазны, причем как во всех примитивных методических формах, относящихся к более ранним временам, так и в наиболее развитых, возникающих начиная со второй половины XIX века. Не прояснена необходимость различать опыт телесного и опыт духовного, а также заранее наделенная значимостью правомерность того, что и опыт телесного, поскольку и он всегда имеет то или иное значение для психолога, включается в сферу психического, т. е. правомерность того, что универсальность психического расширяется до всеобъемлющей. Все это, конечно, готовит нам много парадоксальных трудностей. Но трудности, которые можно оставить в стороне в ходе добросовестной и достигающей неизменных успехов работы, не могут быть оставлены в стороне универсальной философией, но должны быть преодолены ею, поскольку философия существует именно для того, чтобы снимать все шоры практики, в особенности научной практики, вновь пробуждать истинные и подлинные цели в их полноте, да и попросту спасать то, что наука (в данном случае психология) должна была воплотить в действительность, следуя врожденному ей смыслу. Поэтому мы непременно должны обращать свои вопросы назад, к той наиболее всеобщей почве, на которой произрастают возможные задачи психологии, равно как и всякой объективной науки, а именно к почве всеобщего опыта, в котором работают опытные науки, на ко