PhilosofFine

Мы начинаем с одного общего соображения, где только повторяем и при этом углубляем уже ранее сказанное, чтобы на основе изначально живой ясности сказать здесь что-либо существенное в отношении намеченных вопросов. Мы уже знаем, что всякое теоретическое свершение объективной науки осуществляется на почве предданно-го — жизненного — мира, что оно предполагает донаучное познание и его целесообразное преобразование. Обычный опыт, в котором дан жизненный мир, есть последнее основание всякого объективного познания. И коррелятивно: сам этот мир, как (изначально) сущий для нас чисто из опыта, донаучно, уже содержит в своей инвариантной сущностной типике все возможные научные темы.

Здесь принимается во внимание прежде всего самое всеобщее: то, что универсум заранее дан как универсум «вещей». В этом наиболее широком смысле выражение «вещь» означает сущее в последнем смысле, «имеющее» [Habendes] последние свойства, отношения, связи (в которых истолковывается его бытие), тогда как оно само уже не есть «имеемое» [Gehabtes] этим же способом, а есть как раз «имеющее» в последнем смысле [Letzt-«Habende»] — короче говоря (но вовсе не в метафизическом смысле): последний субстрат. Вещи имеют каждая свою конкретную типику, выражающуюся в «основных словах» того или иного языка. Но вся особенная типика перенимается из наиболее всеобщей, «региональной» типики. В жизни она есть то, что в своей постоянной фактической всеобщности определяет практику, а как сущностно необходимая она выступает только в методах теоретического исследования сущности. Я назову здесь такие различия, как различие живых и неживых вещей; далее, в кругу живых мы различаем одушевленные [animalische], т. е. живущие не просто по инстинкту, но всегда также и в своих Я-актах, в противоположность живущим только инстинктивно (как, например, растения). Среди одушевленных вещей особо отличаются люди, причем настолько, что только под их углом зрения получают свой бытийный смысл просто животные, как вариации их самих. Среди неживых вещей выделяются очеловеченные [humanisierte], получающие свое значение (например, культурный смысл) от человека, и далее, как их вариации, соответствующие вещи, подобным образом осмысленно отсылающие к вот-бытию животных,— в противоположность вещам, которые в этом смысле не имеют значения. Ясно, что такое наиболее всеобщее различение и объединение в группы, идущее от жизненного мира как мира изначального опыта, является определяющим для различения научных областей, равно как в силу внутренней взаимосвязанности и пересечения регионов оно является определяющим и для внутренней взаимосвязи наук. С другой стороны, темы возможных наук определяются и универсальными, объемлющими всякую конкретность абстракциями. По этому последнему пути пошло только Новое время, и именно о нем у нас теперь идет речь. Утверждаясь в качестве физики, естествознание Нового времени коренится в последовательном абстрагировании, при котором оно хочет видеть в жизненном мире только телесность. Каждая «вещь» «имеет» телесность, пусть даже она, если это человек или произведение искусства, не является только телесной, а лишь, как и все реальное, «телесно воплощена». При таком осуществляемом с универсальной последовательностью абстрагировании мир редуцируется к абстрактно-универсальной природе, теме чистого естествознания. Только отсюда черпает свой возможный смысл сначала геометрическая идеализация, а затем и вся дальнейшая теоретическая математизация. Она покоится на очевидности «внешнего опыта», который на самом деле, стало быть, есть результат абстракции. Но в рамках абстракции он имеет свои формы сущностного истолкования, свои относительные моменты, свои способы мотивировать идеализацию и т. д.