PhilosofFine

В начале XX в. богоискательство наиболее ярко проявилось у представителей "нового религиозного сознания" (Д. С. Мережковский, В. В. Розанов, Н. А. Бердяев, 3. Н. Гиппиус, Н. М. Минский, А. В. Карташев, В. А. Тернавцев и др.)" многие из которых открыто противопоставили себя официальному православному вероучению. По словам Н. А. Бердяева, "центральной фигурой в этом типе религиозной мысли является Д. С. Мережковский. Целое течение окрашено в цвет мережковщины, принимает его постановку тем, его терминологию, его устроенность . Для этого типа характерна не жажда возврата в материнское лоно Церкви, к древним преданиям, а искание новых откровений, обращение вперед". Примечательно, что Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк, в начале своего пути примыкавшие к "новому религиозному сознанию", в дальнейшем подвергали его критике за отступление от православия и старались подчеркнуть свою отстраненность от него.

На фоне русской религиозно-философской мысли Мережковский выглядит наиболее типичным, рельефно выраженным, можно сказать, классическим богоискателем. Он пытался создать свое христианство ("неохристианство", "мистический реализм"), сознательно порывая с основными христианскими конфессиями. Один из основных мотивов его творчества - экзистенциальный. Стимулом религиозного философствования у Мережковского является его мятущаяся между верой и безверием душа, острое и чуткое ощущение неотвратимости смерти, страстное желание спасения от нее. В этом контексте его творчество выступает как попытка убедить себя и других в подлинности Бога. Мережковский берет на себя как бы роль пророка, призванного принести человечеству новую религию. Стремясь обратить внимание на свое "неохристианство", он высказывается, как правило, в назидательном и безапелляционном тоне, часто переходя к истерическим нотам. Произведения Мережковского изобилуют религиозными символами, довольно искусственными и упрощенными логическими схемами; одна из наиболее употребляемых - триадическая конструкция (тезис - антитезис - синтез), в соответствии с которой, по его мысли, развивается мир.

Мистицизм Мережковского вырос из символического искусства, которое он теоретически разрабатывал в конце XIX в. и которое наложило неизгладимую печать на все его творчество. Идеи мистического символизма, первоначально прилагаемые им к сфере искусства, в дальнейшем были обращены на общество, историю и религию.

Обоснование религиозного символизма в искусстве Мережковский начинает с утверждения, что в XIX в. напряженное противостояние между наукой и верой, миром явлений и трансцендентным (потусторонним) миром, заданное философией И. Канта, достигло своего апогея. Данный антиномизм предстает у него также в виде борьбы "крайнего материализма" и "самых страстных идеальных порывов духа". У современного человека, по Мережковскому, обладающего "небывалой умственной свободой" и "смелостью отрицания" и находящегося в условиях "трагического диссонанса", проявляется глубокая мистическая потребность постигнуть трансцендентное и соединить разорванный мир. Средством познания идеальной реальности ("мистической реальности") становится символ, который "естественно и невольно" рождается "из глубины действительности". Образцы символического понимания реальности Мережковский находит в русской и зарубежной литературе (Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, И. А. Гончаров, Г. Флобер, Г. де Мопассан, Г. Ибсен), в которой присутствуют "три главных элемента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности".

Гносеологическая позиция Мережковского напоминает постановку проблемы синтетического знания в работах А. С. Хомякова, В. С. Соловьева, С. Н. Трубецкого. Однако Мережковский уже на раннем этапе своего творчества проявляет своего рода мистическую революционность: он говорит о некоем метафизическом скачке, прорыве в идеальную реальность, который можно совершить в состоянии мистического "экстаза". Более того, он считает необходимым сделать такое экстатическое состояние нормой сознания, которое бы стало основой не только нового искусства, но и новой жизни. Все эти рассуждения естественным образом переросли в его идеологию "нового христианства".