PhilosofFine

"Чтения о Богочеловечестве" можно рассматривать как наиболее ясное и простое изложение всех важнейших принципов системы Соловьева, но здесь же проявляются и все ее главные противоречия. Поскольку целью его философии является объяснение человека, эти противоречия сходятся в центральном пункте - в метафизическом учении о человеке (с особой остротой - в учении о Софии).

Вспомним (см. раздел 6.2), что для Соловьева отдельный эмпирический человек есть только "абстракция", немыслимая в абсолютной отдельности от всеединого человечества, то есть в отдельности от божественной Софии, которая в рамках нашего мира представляет собой "материальное" воплощение Абсолюта. Однако тем самым Соловьев утверждает, что каждый человек уже в его земном, эмпирическом состоянии обладает некоторым измерением, в котором он причастен абсолютному божественному совершенству. При последовательном проведении этой точки зрения Соловьеву пришлось бы признать, что человеку не нужна его земная жизнь и он не должен стремиться к ее преобразованию и усовершенствованию, поскольку уже обладает совершенством, которое будет всецело выявлено после смерти. Соловьев не делает такого вывода и тем самым показывает, насколько большое значение имеет для него тот этический принцип, который объединяет его с Достоевским. Этот принцип - требование от человека непрерывной борьбы за совершенство и гармонию против зла и страданий, господствующих в мире. Однако бороться можно только за то, что еще не есть реальность, что только должно стать реальностью; борьба имеет смысл только против реальной силы, которая способна победить, если борьба будет неудачной для человека. Если мир есть только видимость, феноменальная иллюзия, то это требование обосновать невозможно.

Пытаясь избежать такого итога, Соловьев вынужден в понимании человека искусственным образом соединять два противоположных подхода, что порождает резкий дуализм в описании человеческой сущности. Место отвергнутого им дуализма материального и духовного занимает дуалистическое противопоставление божественного и земного содержания человеческой личности, причем и божественная, и земная составляющая предстают как духовно-материальные целостности, отличающиеся только тем, что одна совершенна, а другая - нет. Соответственно, приобретает двойное значение и идея Богочеловечества.

С одной стороны, каждый из нас, будучи причастным единству Софии, тем самым совместно со всеми причастен божественному совершенству; в этом смысле идея Богочеловечества - это выражение нашего уже обретенного совершенства, уже реального божественного состояния человека. Но, с другой стороны, признание самостоятельности эмпирического, земного бытия человека ведет к пониманию Богочеловечества как несовершенного земного объединения людей, осуществляемого ради борьбы за достижение совершенства в этой земной жизни. Божественный характер Богочеловечества в этом случае связан только с тем, что человек и человечество в своем сознании несут идеальный образ грядущего совершенства и имеют силы для реализации этого образа. Очевидно, что второй смысл идеи Богочеловечества созвучен мировоззрению Достоевского, в то время как первый ведет к буддийскому идеалу пассивного "изживания" мира.

Вспомним, что в отличие от Соловьева Достоевский не признает никакого дуализма божественного и земного в человеке: единство людей для него осуществляется только в земной (хотя и мистической по своей сути) форме, божественное единство есть идеал, создаваемый человеком и полагаемый им для себя в качестве цели, но не обладающий никакой онтологической реальностью. Это приводит к невозможности окончательного доказательства бессмертия и грядущего преображения, однако как раз эта невозможность окончательной и абсолютной веры гарантирует полноту иррациональной свободы человека, которая становится главным определением личности и главным определением Абсолюта. Сравнивая, как Достоевский и Соловьев понимают и обосновывают свободу, нетрудно прийти к выводу, что они говорят о разной свободе. По Соловьеву, именно наличие в человеке совершенного, божественного измерения означает, что он обладает свободой; свобода в этом случае есть причастность божественному началу и возможность устремления к этому началу в земной, эмпирической жизни. Очевидно, что это - традиционное, августиновское понимание свободы, отождествляющее ее с божественной "необходимостью" (необходимостью быть Добром, Истиной, Любовью и т. д.). В то же время у Достоевского свобода - это как раз признак неподвластности человека никаким законам и никакой необходимости (даже божественной), свобода - это всецело характеристика эмпирического бытия человека, которое не "восполнено" никаким божественным измерением, а наоборот, в своей иррационально-жизненной (экзистенциальной) полноте выражает суть Абсолюта.