PhilosofFine

Но самым важным в этом контексте, важным для понимания сути "восстановленного", "истинного" христианства, является осмысление того, что нужно подразумевать под понятием "Бог". Естественно, Розанов категорически отвергает догматическое учение о трансцендентном Боге, Боге-творце, Боге-судие. Бог - это мистическое и магическое измерение самого мира (природы и человека). Бог не удален от нас, а всегда находится рядом, он источник всего жизненного и творческого в человеке. Наиболее "интимно" Бог обнаруживается как единство всех близких друг другу людей, а в пределе - как (мистическое) единство всех живущих и всего живого. "Самый "Бог" для меня какая-то сумма узнанных, встреченных . милых . людей, удлиненная, бесконечная, но - она . Без "этих людей" сам Бог для меня как-то не нужен, т. е. "тот Бог", какой-то огромный, огромный, и чужой, и страшный или там "наказывающий", что ли . Это так огромно и далеко, что я не умею ни любить "этого огромного", ни не любить. Ничего. Если Он хочет меня за это "наказать" - пусть".

Поскольку центром христианства является образ Иисуса Христа, Розанов не может обойти необходимости прояснения истинного значения этого образа, очищенного от догматических и конфессионально-церковных "наслоений". В этом важнейшем пункте он приходит к окончательному выводу о превосходстве православия над католицизмом и протестантизмом. "Западное христианство, которое боролось, усиливалось, наводило на человечество "прогресс", устраивало жизнь человеческую на земле, - прошло совершенно мимо главного Христова. Оно взяло слова Его, но не заметило Лица его. Востоку одному дано было уловить Лицо Христа ." Сама жизнь Христа, его боль за людей, его страдания, его смерть и воскресение составляют суть христианства, и эту суть невозможно выразить и не нужно выражать ни в форме рациональных философских построений, ни в форме мертвых догматов; "настоящее дело заключается в том, что Бог смешался с человеческим, что "святое" соединилось с грешным, даже до смерти, даже . до Ада! С надеждою, что святое и божеское выживет, а грех и смерть разрушатся! Но именно только с надеждою, и вообще с чем-то "в будущем", а не то чтобы уже в те 33 года все было "совершено", и Ад "погиб", и грех "побежден" . В мистерии этой запутано множество загадок . по всему вероятию, они и никогда не будут разгаданы, и даже грешно, может быть, в них заглядывать, а нужно принимать просто, ибо это "дано". На то это и "религия", а не наука, где все ясно, "как дважды два". Этого "дважды два" и не нужно звать в религию, да, впрочем, сколько бы и ни звали, оно не придет. Религия сама себя оберегает. Она - сокровенное".

В христианстве, в религии, основанной на образе живого Христа, главное - "сам человек и тот сок, который он дал из себя, реагируя на Евангелие. Христианство в страшной тяжеловесности своей, необозримом объеме, невыразимой красоте и есть застывший и ставший вечным, наконец, ставший осязаемым и видимым этот сок души человеческой, - подобно как камень и янтарь, вытекающий из ствола дерева". И если понято это главное, понято, что живой человек составляет центр религии, то оправдано и все человеческое в религии - и храмовое действие, и молитвы, и таинства, и обряды.

Нетрудно заметить, что в такой интерпретации христианства, соединяющей Бога и "живого человека" (конкретную эмпирическую личность), Розанов оказывается очень близким и к Хомякову, и к Достоевскому, и к Соловьеву. Однако нужно отметить новый важный акцент, появляющийся в его воззрениях; он использует понятие "Бог" для обозначения самой глубокой иррациональной сущности человека, фактически отождествляет "Бога" с "жизнью", с экзистенциальной основой человеческого бытия. В этом Розанов видит великое и неотменяемое значение религии: она нужна не для того, чтобы "постигать" Бога, а для того, чтобы через постижение Бога постичь себя - в том измерении, где содержится самое главное в нас, невыразимое через рациональные конструкции науки и философии. Именно это убеждение Розанова оказалось необходимой добавкой к учению о Боге и человеке в русской философии XIX в., оно оказало неизгладимое влияние на его более молодых современников - Л.Шестова, Н.Бердяева, И.Ильина, Л.Карсавина и др. У них мы найдем дальнейшее развитие тех подходов к философскому описанию человека, которые открыли Достоевский и Соловьев, непосредственно учитывающее и использующее яркие образы Розанова.