PhilosofFine

Мы видим, что герменевтика достаточно сильно сужает традиционную область философских исследований, сводя все содержание философии к некоторым проблемам теории познания. Онтология как учение о бытии, существующем независимо от человека, исчезает совсем (хотя некоторые онтологические представления о мире, конечно, подразумеваются). Тем не менее в своей довольно узкой области научных интересов герменевтика выдвинула ряд ценных новых идей, позволивших глубже понять процесс познания.

Как отмечалось в § 2 данной главы, позитивизм тоже исследовал научное знание и пытался найти способы проверки его истинности. В качестве такого способа сначала был предложен принцип верификации (проверка в непосредственном чувственном опыте). Однако оказалось, что многие положения науки (не говоря уже о философии и искусстве) не поддаются верификации. Затем позитивизм попытался преодолеть это затруднение с помощью принципа фальсификации. Гадамер предложил другой путь проверки неверифицируемых положений — истолкование и понимание.

Проблема понимания не является только проблемой конкретных наук или философии. В ХХ в. мыслители самых разных направлений обсуждали сложности процессов взаимопонимания, возникающие у отдельных людей, социальных групп, народов и государств. Писатели — в том числе ведущие экзистенциалисты — показывали изолированность, отчужденность друг от друга людей эпохи индустриального и постиндустриального общества. С точки зрения экзистенциализма всякое понимание между ними поверхностно и иллюзорно, в сущности же человек остается глубоко одиноким. Бизнесмены и политики довольно часто сталкиваются с невозможностью понять друг друга — преодолеть этот барьер удается только путем длительных контактов и переговоров. Военные и диктаторские режимы используют непонимание между людьми в своих политических целях: гораздо легче враждовать и воевать с человеком (или народом), которого не знаешь и не понимаешь, чем с тем, кто знаком и понятен. Трудно понять культуру, обычаи, искусство народа, сильно отличающегося от той социальной общности, к которой данный человек принадлежит. Особенно это заметно при контактах ученых-этнографов с племенами дикарей, придерживающихся необычной для западной цивилизации системы ценностей. Даже в рамках своей, знакомой человеку культуры, не все легко поддается пониманию. Известно, например, что Н. С. Хрущев, воспитанный на простых и понятных произведениях официально одобряемого в СССР искусства, не мог и не хотел понимать другие его направления. При этом он грубо распекал деятелей культуры, например Эрнста Неизвестного, одного из ведущих скульпторов нашего времени, и указывал им, что и как следует изображать. Примеры непонимания в повседневных бытовых отношениях между людьми тоже многообразны и порой курьезны. В одном из рассказов О' Генри описывается комичная ситуация, когда нью-йоркская продавщица, мечтавшая выйти замуж за богача, равнодушно отвергла ухаживания миллионера, который с ней познакомился. Оказывается, его приглашение кататься на слонах в Индии она поняла как желание отметить свадьбу посещением аттракционов в парке Нью-Йорка и вообще приняла его за какого-то нищего.

Гадамер осуществил глубокий теоретический анализ процесса понимания. Философ считал, что понимание является универсальным способом освоения мира человеком. В герменевтике обычно исследуется понимание текстов. При этом важно иметь в виду, что понятие текста применяется здесь в необычном, расширительном смысле слова. Текст — это не просто что-то напечатанное на бумаге, а любая информация, каким-либо способом получаемая человеком и интерпретируемая им. Поэтому герменевты даже говорят: весь мир — это текст. Процесс понимания текста подчинен нескольким закономерностям.

Во-первых, герменевты считают важной особенностью процесса понимания и интерпретации так называемый герменевтический круг. То есть для понимания целого необходимо понять его отдельные части, но для понимания отдельных частей уже необходимо иметь представление о целом. Так, слово, предложение и текст (взятый целиком) образуют целое, которое можно понять только в более широком контексте, как часть творческого наследия автора и даже всей культуры данной эпохи.

Действительно, в любом языке существуют омонимы — слова, имеющие несколько различных значений. Так, смысл слова «коса», взятого вне предложения и текста, установить невозможно: в одном контексте это сплетенные волосы, в другом — участок берега, в третьем — сельскохозяйственное орудие. Слово «ключ» тоже невозможно понять вне контекста: это может быть и водяной источник, и инструмент для открывания замка, и код для прочтения шифра. Аналогичным образом обстоит дело и с целыми фразами. В зависимости от текста одно и то же предложение имеет разный смысл, например прямой, буквальный, и иносказательный (как в идиоматических выражениях и поговорках: «бить баклуши», «выпить до дна», «достичь апогея», «выступать с открытым забралом», «рубить с плеча», «бить в барабаны» и т. п.). На английском языке обычно приводят пример фразы, имеющей совершенно разные смыслы в зависимости от того, в какой контекст она входит. На русском она звучит примерно так: «Голый проводник проходил по вагону». Один возможный ее смысл — в том, что по вагону шел голый человек, другой — что в вагоне проходит неизолированный электрический провод. Смысл слов и выражений изменяется также исторически. Так, Гадамер показал, что понятия «образование», «здравый смысл» и ряд других имели в прошлом совсем не такое значение, как сейчас. Далее, целый текст приобретает разное значение в зависимости от более широкой культурной традиции, вне которой его тоже невозможно правильно интерпретировать. Например, в древности первые главы Первой книги Моисеевой (начало Библии) рассматривали как буквальное описание событий семи дней, в течение которых бог творил мир. В XX в. в официальных ватиканских изданиях Библии помещают комментарий, указывающий, что это описание следует толковать как миф, иносказание, а не как сообщение о реальных событиях. Известный лозунг «Знание — сила» тоже коренным образом менял свое значение. В древнеиндийских Ведах он означал, что «силой» является знание магии и колдовства, описанных в этом религиозном тексте, а Фрэнсис Бэкон, живший в эпоху становления английского капитализма, вложил в тот же лозунг новый смысл: сила — это знание человека о законах природы, дающее людям власть над ней. Получается, что ни слово, ни фраза, ни целый текст не могут быть поняты и интерпретированы вне некой более широкой культурной традиции. В то же время сама эта традиция не существует без текстов, предложений и слов.