PhilosofFine

Наивность и непоследовательность Локка приводит к стремительному формированию его эмпиризма, движущегося в направлении парадоксального идеализма и наконец выливающегося в совершенную бессмыслицу. Фундаментом остается сенсуализм и то будто бы само собой разумеющееся обстоятельство, что единственной не допускающей сомнения почвой всякого познания является опытное самопознание [Selbsterfahrung] и его царство имманентных данных. Исходя из этого, Беркли редуцирует телесные вещи, являющиеся нам в естественном опыте, к комплексам самих чувственных данных, в которых они являются. Немыслимо никакое заключение, посредством которого от этих чувственных данных можно было бы заключать к чему-либо другому, нежели опять-таки к таким же данным. Это могло бы быть только индуктивное заключение, т. е. заключение, происходящее из ассоциации идей. По себе сущая материя, по выражению Локка, некое «je ne sais quoi», является философской выдумкой. Важно еще и то, что он при этом растворяет свойственный рациональному естествознанию способ образования понятий в сенсуалистской критике познания.

До конца в указанных направлениях доходит Юм. Все категории объективности, в которых научная и повседневная жизнь мыслит объективный, вне души находящийся мир (научные — в научной, донаучные — в повседневной жизни), суть фикции. Прежде всего — математические понятия: число, величина, континуум, геометрическая фигура и т. д. Они представляют собой, как сказали бы мы, методически необходимую идеализацию того, что дано в созерцании. В понимании же Юма это фикции, и таковой же в дальнейшем оказывается вся будто бы аподиктическая математика. Происхождение этих фикций вполне можно объяснить психологически (на почве имманентного сенсуализма), т. е. из имманентных законов ассоциаций и отношений между идеями. Но и категории донаучного мира, данного в обычном созерцании, категории телесности (например, будто бы имеющая место в непосредственном опытном созерцании тождественность неизменных тел), а также будто бы содержащаяся в опытном познании тождественность личности, тоже суть не что иное как фикции. Мы говорим, к примеру: «это» [«der»] дерево, и отличаем от него меняющиеся способы его явления. Но в имманентном психическом плане тут нет ничего, кроме этих «способов явления». Все это комплексы данных и притом каждый раз новые, хотя и «связанные» друг с другом по правилам ассоциации, чем и объясняется обманчивая видимость тождества в опытном познании. Так же и в отношении личности: тождественное «Я» не есть нечто данное [Datum], а есть непрерывное чередование данных. Тождество — это психологическая фикция. К такого рода фикциям относится и каузальность, необходимое следование. Имманентный опыт показывает нам только некое post hoc. Propter hoc, необходимость следования,— это фиктивная подмена. Таким образом, мир вообще, природа, универсум тождественных тел, мир тождественных личностей, а затем также и объективная наука, познающая их в их объективной истине, в юмовском «Трактате» превращается в фикцию. Чтобы быть последовательными, мы должны сказать: разум, познание, в том числе и познание истинных ценностей, чистых, даже этических, идеалов — все это фикция.

На деле, стало быть, это оборачивается банкротством объективного познания. Юм, по существу, заканчивает солипсизмом. Ибо каким образом заключения от одних данных к другим могли бы выйти за пределы имманентной сферы? Конечно, Юм не ставил вопрос и, во всяком случае, ни словом не обмолвился о том, как тогда обстоит дело с разумом самого Юма, с тем разумом, который обосновал эту теорию как истинную, провел этот анализ души, выявил эти законы ассоциации. Как вообще осуществляют свое «связывание» правила ассоциативного упорядочения? Даже если бы мы знали о них, разве само это знание не было бы, опять-таки, лишь некими данными, запечатленными на дощечке?