PhilosofFine

Тем не менее мы не удовлетворены и еще задержимся на этой парадоксальности. Наше наивное продвижение было на самом деле не совсем корректным, потому что мы забыли самих себя, философствующих; если говорить яснее: эпохе осуществляю я, и даже если тут существуют многие, даже если они осуществляют эпохе в актуальной общности со мной, то для меня, в моем эпохе, все другие люди со всей их жизнью и ее актами включены в мировой феномен, который в моем эпохе есть исключительно мой феномен. Эпохе порождает единственное в своем роде философское одиночество, которое является фундаментальным методическим требованием для действительно радикальной философии. В этом одиночестве [Einsamkeit] я все же не какой-то одиночка [ein Einzelner], который по какому-либо собственному, пусть даже теоретически оправданному умыслу (или случайно, например как жертва кораблекрушения) выделяется из общности людей, все еще сознавая свою принадлежность к ней также и после этого. Я не есмь одно Я, которое все еще придает естественную значимость своему Ты, своему Мы и всей общности, в которую он входит наряду с другими субъектами. Все человечество, а также все подразделение и весь порядок личных местоимений стало в моем эпохе феноменом, вместе с тем предпочтением, которое отдается Я-человеку среди других людей. Я, которого я достигаю в эпохе, то самое, которым при критическом переистолковании и корректировке декартовой концепции было бы «ego», называется «Я», собственно, лишь в силу омонимии, хотя эта омонимия и соразмерна его существу, поскольку, когда я пытаюсь как-то назвать его в рефлексии, я не могу сказать ничего иного, кроме как: это я, я, осуществляющий эпохе, я, исследующий мир — имеющий сейчас для меня значимость сообразно своему бытию и так-бытию, со всеми его людьми, в существовании которых я полностью уверен,—в качестве феномена; стало быть, я, стоящий надо всем естественным вот-бытием, которое имеет для меня смысл, и образующий Я-полюс той или иной трансцендентальной жизни, в которой мир сначала имеет для меня смысл чисто как мир: Я, которое в полной конкретности объемлет в себе все это. Это не означает, что наши прежние очевидности, которые уже были изложены как трансцендентальные, обманывали нас и что мы теперь не в праве будем, несмотря на это, говорить о трансцендентальной интерсубъективности, конституирующей мир как «мир для всех», в которой снова выступаю я, но уже как «одно» трансцендентальное Я среди других, а также «мы все» как трансцендентально функционирующие. Мужские и женские рабочие ботинки летние www.patboot.ru.

Нарушена же была методичность, неправильно было сразу вскакивать в трансцендентальную интерсубъективность, перескакивая при этом через изначальное Я [Ur-Ich], ego моего эпохе, всегда остающееся уникальным и по лицам не склоняемым. Этому лишь по видимости противоречит то, что оно (в особом свойственном ему конститутивном свершении) для себя самого делает себя склоняемым трансцендентально; что оно, стало быть, из себя и в себе конституирует трансцендентальную интерсубъективность, к которой затем причисляет и себя, в качестве всего лишь предпочитаемого члена, а именно, в качестве Я трансцендентальных других. Этому действительно учит философское самоистолкование в эпохе. Оно может показать, как остающееся всегда единственным Я в своей оригинальной, протекающей в нем конституирующей жизни конституирует первую, «примордиальную», предметную сферу, как оно осуществляет отсюда мотивированное конститутивное свершение, посредством которого получает бытийную значимость интенциональная модификация его самого и его примордиальности — под титулом «чужого восприятия», восприятия Другого, другого Я, Я для себя самого, как я сам. Это становится понятным по аналогии, если мы при трансцендентальном истолковании воспоминания уже поняли, что к припомненному, к прошлому (имеющему смысл некого прошедшего настоящего) принадлежит также и прошлое Я того настоящего, тогда как действительное оригинальное Я есть Я актуального присутствия [Prasenz], к которому, помимо того, что явлено в качестве теперешней предметной сферы, принадлежит также и воспоминание как присутствующее [prasentes] переживание. Таким образом, актуальное Я осуществляет свершение, в котором оно конституирует вариативный модус себя самого как сущего (в модусе прошедшего). Отсюда можно проследить, как актуальное Я, всегда текуче-настоящее, конституирует себя в собственной временности [Selbstzeitigung] как длящееся в «своих» прошлых [Vergangenheiten]. Точно так же актуальное Я, уже длящееся в длящейся примордиальной сфере, конституирует в себе Другого как Другого. Приобретение собственной временности [Selbstzeitigung] посредством, так сказать, удаления-от-настоящего [Ent-Gegen-wartigung] (в ходе воспоминания) имеет свою аналогию в моем от-чуждении [Ent-Fremdung] (в ходе вчувствования как удаления-от-настоящего на более высокой ступени — удаления от моего изначального присутствия [Urprasenz] во всего лишь приведенное к настоящему изначальное присутствие [vergegenwartigte Urprasenz]). Так во мне получает бытийную значимость «другое» Я, как соприсутствующее [komprasent], со своими способами очевидного подтверждения, по-видимому, совсем иными, нежели способы «чувственного» восприятия.