PhilosofFine

Христианский принцип "распятия миром" у Платона выступал в качестве своеобразного императива духовного совершенствования индивида - "стяжания благодати". Нравственный идеал Платона чужд "суетливому" существованию человека в миру. Какими бы ни были внешние обстоятельства, противостоящие подвигу самоотвержения от всего "не надлежащего до неба", существует, считал он, нравственный идеал, противостоящий суете, мирскому тщеславию и корыстолюбию.

Трактуя традиционную для христианской антропологии проблему души и тела, Платон отнюдь не склонен был винить во всех страданиях человека тело как "темницу души": "Тело само собою не грешит, ибо есть только машина души; а страдает тело, когда беснуется душа".

Для анализа философско-богословских аспектов творчества "ученых монахов" значительный интерес представляют такие их произведения, как "Катехизис" и проповеди Платона, "Doctrina" и неизданная переписка Феофилакта (Горского), "Об истинном христианстве" Тихона Задонского, "Об умной и внутренней молитве" Паисия Величковского, "Краткое руководство к чтению книг Ветхого и Нового Завета" Амвросия (Подобедова), "Рассуждение против ужасов смерти" Евгения (Булгара), "Записки на книгу Бытия" и проповеди Филарета (Дроздова), "Натурфилософия" Георгия (Конисского) и "Лекции по анагогии" Евгения (Болховитинова). В этих трудах христианская метафизика нашла выражение прежде всего в истолковании проблем бытия и мышления, отношения человека к Богу, миру и его проявлениям. К "онтологическому" кругу вопросов тяготели Платон, Феофилакт, Тихон Задонский, Паисий Величковский, Евгений (Булгар), Георгий (Конисский), Филарет, к "гносеологическому" - Амвросий и Евгений (Болховитинов). Впрочем, это деление довольно условно, ибо указанные мыслители не придерживались классификации и "чистоты" метафизического знания. Более того, многие философско-богословские вопросы рассматривались "учеными монахами" в своеобразном антропоцентрическом аспекте. Так, бытие индивида, с их точки зрения, предполагало свою противоположность - конкретное "ничто". "В плотском рождении, - рассуждал Платон, - мы из небытия приходим в бытие, и быв ничто, приемлем существо, и приходим в союз прочих тварей . в духовном рождении также мы из небытия приходим в бытие. И в сем заключается таинство. Ибо человек, коего разум потемнен, сердце развращено, есть как бы не человек, есть как бы ничто пред очами Божиими . А в таковом небытии оправдания Божиего мы подвержены всей тягости гнева Всемогущего: следовательно, таковое состояние есть горестнее самого небытия ."

Платон апеллировал к неслиянно-антиномическому единству ("таинству") "бытия-ничто". Эту установку он сохранил и в своих последних трудах. В "Слове на 1806 год" он писал, что "нечисть есть и самый источник жизни нашей", который не допускает никакой положительной аналогии мышления и бытия, столь свойственной иным светским авторам Образ "нечисти" предполагает здесь аллегорию нечистого ("мутного", "соленого", "отвратительного") потока "житейского моря", лежащего во грехе. В то же время дар жизни, как таковой, идущий от Бога, уподобляется Платоном "воде сладкой", "источнику чистому". Однако обстоятельства существования человека в мире неизбежно замутняют этот источник - сладкая вода смешивается с нечистой и соленой; чистый источник, освященный Богом, теряет свою "приятность и сладость". Вот так течет время и осуществляется бытие, заключает Платон: "Течет время непрестанно, яко приснотекущая вода, и после упадает в бездну вечности, и в ней скрывается".

Онтология Платона строится на признании непознаваемой тайны бытия и человека. Рожденный чистым и непорочным, человек неизбежно подхватывается затем мутным потоком житейского бытия и под влиянием дурного воспитания и нечистой совести уже не может очиститься. Это и есть вечный антиномический круговорот бытия и включенного в него человека, спасительный выход из которого усматривается в искупительной жертве Христа, подающей надежду на очищение.