PhilosofFine

Наиболее полно "метафизика веры" Достоевского выражена в истории Кириллова из романа "Бесы". Как и все рассмотренные ранее герои, Кириллов приходит к решению покончить с собой, и в связи с этим для него особое значение приобретает проблема того "будущего", к которому он сознательно идет. Касаясь этой проблемы, Кириллов неизменно вспоминает историю Иисуса Христа: для него, как и для самого Достоевского, вера в бессмертие и воскресение, вера в абсолютность человеческой личности совпадает с верой в реальность истории, рассказанной в Евангелиях.

Исследуя феномен самоубийства, Кириллов приходит к выводу, что основная причина, по которой люди не решаются покончить с собой, - это мысль о "том свете". Собеседник Кириллова в разговоре о причинах самоубийства (хроникер, от лица которого ведется повествование) понимает это в христианском смысле - как страх посмертного наказания. Однако Кириллов имеет в виду совсем другое - страх того, что существование после смерти будет еще более абсурдным, чем в нашем земном мире. Именно этот страх люди называют "страхом смерти" (ведь кроме этого в смерти бояться нечего, вера в какое-то бессмертие является безусловной), и именно он заставляет людей держаться за несовершенную земную жизнь и не допускать мысли о самоубийстве. Вера, которую пытается обосновать своей жизнью и своей смертью Кириллов, должна уничтожить этот страх; если люди обретут эту веру, они перестанут бояться смерти; это и будет "новый человек", которому "будет все равно, жить или не жить". В этих словах нужно видеть не отрицание жизни и ее ценности, а наоборот, признание за жизнью абсолютной ценности, по отношению к которой смерть теряет свое прежнее значение.

Подобно Ипполиту Терентьеву, Кириллов понимает бессмертие и воскресение как продолжение телесного существования после смерти, однако он идет дальше. Для него обещание рая и воскресения заключает в себе помимо продолжения телесного существования также и уверенность в том, что это существование будет более совершенным и гармоничным, чем наше земное существование. В представлении о воскресении Кириллова на первый план выходит не преодоление смерти, а преображение телесного бытия к совершенству и гармонии.

Может показаться, что через эту формулировку мы вернулись к традиционной христианской идее бессмертия, в которой также предполагается преображение телесного бытия к более совершенному, "райскому" состоянию. Однако на самом деле ситуация здесь более сложная, и представления Кириллова в определенном смысле даже противоположны традиционным христианским воззрениям. Ведь в традиционной христианской идее воскресения предполагается такое преображение телесного бытия, которое полностью выводит человека из земного мира; можно сказать, что преображение является обратной стороной абсолютности смерти, только после того, как смерть полностью уничтожит связь человека с земным миром, для него становится реальным преображение; в нашем земном бытии мы не в состоянии ни представить себе райское, преображенное состояние, ни тем более приблизиться к нему. Достоевский, наоборот, в соответствии с той традицией, которую задал Чаадаев, отрицает абсолютность смерти, для него жизнь обладает приоритетом над смертью, и смерть оказывается только "переход" от одной формы жизни, телесного существования к другим, причем новые, "сверхземные" формы вовсе не обязательно должны быть более совершенными и гармоничными, чем земная жизнь. Но тогда преображение жизни к более совершенной форме оказывается в существенной степени независимым от факта смерти. Вера в воскресение как преображение телесного бытия человека относится непосредственно к нашей земной жизни, и, значит, это преображение вполне доступно пониманию, а может быть, и осуществлению уже в самой земной жизни человека.

Здесь нужно сказать еще об одной особенности художественного мира Достоевского. Его прозу не случайно называют "фантастическим реализмом". Очень часто Достоевский не ограничивается тем, что вкладывает в уста своих персонажей парадоксальные философские идеи, он пытается дать им жизненное, "практическое" обоснование. В его романах перед нами раскрывается фантастическая ("неевклидова", как говорит Иван Карамазов) жизнь, основанная на метафизических принципах, отличных от тех, которые обосновывают нашу обычную жизнь. Так, идея Свидригайлова о "соседствующих" мирах получает наглядное подтверждение в его жизни, поскольку ему "являются" посланцы иных миров (призраки). Точно так же получает реальное подтверждение и сформулированная выше идея Кириллова о возможности преображения нашего земного бытия. То воскресение и тот "рай", которые обещал людям Христос, Кириллов уже обрел в своей жизни. "Есть секунды, их всего зараз приходит пять или шесть, - говорит Кириллов Шатову, - и вы вдруг чувствуете присутствие вечной гармонии, совершенно достигнутой. Это не земное; я не про то, что оно небесное, а про то, что человек в земном виде не может перенести. Надо перемениться физически или умереть. Это чувство ясное и неоспоримое. Как будто вдруг ощущаете всю природу и вдруг говорите: да, это правда . В эти пять секунд я проживаю жизнь и за них отдам всю мою жизнь, потому что стбит. Чтобы выдержать десять секунд, надо перемениться физически. Я думаю, человек должен перестать родить. К чему дети, к чему развитие, коли цель достигнута? " Описываемое Кирилловым состояние есть как раз такое преображение земного бытия, которое не выводит за его пределы, а только меняет его законы; именно поэтому прикосновение к этой новой форме бытия требует не уничтожения привычного физического облика человека, а его перемены. Причем эта перемена не обязательно должна осуществляться через смерть, хотя смерть и остается возможным путем к воскресению.