PhilosofFine

Продолжая критику христианства, Розанов обнаруживает неустранимый изъян и в той составляющей христианского учения, которую даже самые яростные критики считали его главным достоянием, - в концепции евангельской любви. Здесь Розанов еще раз радикально расходится с Мережковским. Последний считал, что бесчисленные примеры жестоких преследований еретиков и иноверцев, осуществлявшихся христианами и христианской церковью на протяжении всей истории, есть следствие чудовищного искажения идей Иисуса Христа, Розанов же, напротив, доказывает, что идея преследований за веру и насильственного обращения в веру содержится непосредственно в тексте Нового Завета. Рассматривая содержащуюся в Евангелии от Матфея историю гибели Иерусалима - историю наказания города за то, что его жители не приняли учения Христа, - Розанов признает ее непосредственным прообразом и основой всех последующих многовековых преследований и жестокостей, совершенных церковью. Сравнивая сомнения жителей Иерусалима с сомнениями Фомы, ученика Христа, Розанов не находит никакого рационального оправдания столь жестокому наказанию тысяч людей. "Возможно ли было, - пишет он, - чтобы улица, площадь, толпа, частью безграмотная, а наконец и ответственные вожди Израиля признали Его Мессиею, и притом до воскресения?! Если Фоме, близкому ученику, было позволительно усомниться, чего же требовать от далеко стоящей толпы народной? Да и Фома судил после воскресения, увидя осязательно Воскресшего . Еще раз настаиваю: если Фома ошибся - позволено ошибиться и Израилю . Безвинная мука есть. Это столп: песчинка коего - и безвинные страдания сектантов, верующих и проч. Вообще, тут "пуп" земли, стержень религии. Его надо не обойти, а столкнуты тогда вы останетесь без религии, при рационализме. Религия есть тайна. Религия есть неисповедимое. В религии есть - Альфа и Омега. В концепцию Омег и входят мука, гроб, смерть". И делает вывод о христианской любви: " .поистине никакой гнев не совершил бы того, что эта разрушительная любовь. Да, от "любви" евангельской горы повалились и сровнялись с долами".

В рассуждениях Розанова о "жестокости" и мрачном аскетизме христианства, о его несовместимости со светской культурой нетрудно обнаружить явные совпадения с мыслями К.Леонтьева. Однако если Леонтьев полагал, что эти выводы естественны и необходимы для укрепления религии, Розанов считает что они являются свидетельствами глубокого "несовершенства" христианской веры. Отметим один любопытный факт: размышления Розанова в процитированной выше статье "Христос - Судия мира" (речи, прочитанной на заседании Религиозно-философского общества в 1903 г.) по своей стилистике удивительно напоминают те слова, которые произносит в известной беседе с братом Алешей Иван Карамазов и в которых проявляется его "бунт" против Бога. Если ранее в своей работе, посвященной разбору этого фрагмента романа "Братья Карамазовы", Розанов находил возможным оправдывать "бунт" Ивана только как акт необходимого испытания веры, теперь, спустя десятилетие после выхода этой работы, он прямо присоединяется к этому "бунту" и даже усиливает его критическую направленность против христианства. Иван возражает против искажения евангельского учения о любви и свободе в исторической церкви, Розанов же признает идею принуждения к вере и наказания за отступничество самой сутью этого учения.

Кажется, что в рамках такого подхода к христианству Розанов не должен признавать за последним никакого позитивного смысла. Однако это предположение оказывается неверным, главный парадокс Розанова заключается в странной двусмысленности его отношения к христианской религии и церкви. Как мы уже говорили, он признает безусловно значимой и важной бытовую сторону христианства, входящую естественным эл