PhilosofFine

В результате наиболее явным доказательством возможности преодоления объективации является феномен пророчества, взятый в его наиболее принципиальном, метафизическом смысле. "Человек вечности", открывающий в себе сверхвременное измерение бытия, обретает творческую способность по отношению к прошлому и будущему. Будущего, как и прошлого, нет в качестве раз и навсегда данного, подобного неизменной объективной реальности, поэтому пророчество нельзя понимать как своего рода "подсматривание" вечно существующих в какой-то сфере бытия событий и явлений. Такое представление о будущем (и прошлом) навязывается давней платонической традицией, отрицающей творчество и творение в качестве главных характеристик бытия. Правильное понимание прошлого и будущего - это понимание того, что любой акт "познания" прошлого, точно так же как любой акт "предсказания" будущего, есть акт творческий, есть творение чего-то нового в бытии, обогащение бытия. Правильнее будет сказать, что настоящий пророк творит будущее, а не просто "видит" его; и в связи с этим наиболее точно смысл понятий "пророк" и "пророчество" выявляется в суждениях, которые мы обычно считаем метафорическими и которые прямо обозначают роль личности в создании новой эпохи и нового (духовного) бытия - например в суждении "Пушкин - пророк русской культуры".

Человек одновременно принадлежит и истинному бытию, первобытию, и миру объективации; в этом исток трагических противоречий нашего существования. Забвение своей духовной абсолютности, своей бесконечной творческой мощи приводит личность к полному подчинению миру объективации; человек становится пленником неизменного, объективированного прошлого и заложником непредсказуемого и грозного будущего, столь же неподвластного ему, как и прошлое. Разрешение этой трагедии человек, как правило, ищет на пути забвения; но, стараясь полностью устранить из своего сознания эти страшные призраки, он только усиливает их власть над собой. Подлинное преодоление трагедии возможно лишь через восстановление правильной иерархии уровней нашего бытия: раскрытие измерения вечности и подчинение неустранимого пока среза временной объективации этому вечному измерению. Это, по Бердяеву, означает не забвение себя в одном мгновении, а прямо противоположное - придание абсолютной ценности данному (каждому) мгновению и введение его в вечность. "Время нужно для вечности, - пишет Бердяев, - не в перспективе объективации, которая знает лишь бесконечное время и не знает вневременной вечности, а в перспективе углубления времени внутрь вечности. Это углубление и происходит в мгновении, которое не есть уже отрезок времени и не может быть заменено следующим мгновением, т. е. качественно своеобразно и неразложимо . Это не есть мгновение, в котором человек забывается, - наоборот, это есть мгновение, в котором переживается особенная полнота, в котором не забвение изолирует часть целого жизни, а память освещает целое жизни, которое обладает полноценностью".

Такое отношение к мгновению, такое переживание полноты жизни в одном ее миге можно рассматривать как окончательную "формулу" преодоления объективации или, по крайней мере, ослабления ее господства над человеком. В частности, на этом пути преодолевается абсолютность смерти и страха смерти - самого наглядного свидетельства власти объективации. Нетрудно видеть, что все рассуждения Бердяева о соотношении времени и вечности в жизни личности и особенно последний вывод о преодолении объективации через переживание полноты жизни дают естественное развитие одному из центральных пунктов философского мировоззрения Достоевского, выраженного им в истории Кириллова (см. раздел 4.6). Нужно отметить, что очень похожее развитие тех же самых идей Достоевского осуществили С. Франк - в двух своих книгах, опубликованных в 1915 и 1917 гг. - и Л. Карсавин в известной работе, посвященной метафизике любви, "Noctes Petropolitanae" (1922). Особенно заметна близость взглядов Бердяева в данном вопросе к взглядам Карсавина; у последнего мы находим и представление о существовании личности одновременно во времени и в вечности, и мысль о творческой свободе личности по отношению к прошлому и будущему, и вывод о том, что преодоление несовершенства "падшего" мира возможно только через раскрытие всей полноты жизни в каждом ее мгновении (здесь Карсавин прямо ссылается на "пять секунд" Кириллова; см. разделы 14.2-14.3).