PhilosofFine

Две последние чисто философские работы, написанные Булгаковым в 1920-1922 гг. в Крыму, - "Трагедия философии (философия и догмат)" и "Философия имени" - оказались в наибольшей степени созвучными тем исканиям, которые вели в начале века другие русские философы, но одновременно и наиболее противоречивыми по своим внутренним интенциям. Несоответствие между намеченным здесь оригинальным подходом к пониманию человеческого бытия и человеческой культуры (более конкретно - языка) и религиозными установками, господствовавшими в личном мировоззрении Булгакова, стало слишком существенным, чтобы он мог игнорировать его и по-прежнему верить в возможность согласования философии и религии. В результате высшая точка его философского развития стала одновременно моментом окончательного разочарования в философии. Сделав решительный выбор в пользу догматического, церковного православия, Булгаков навсегда оставил философию и в дальнейшем (уже в эмиграции) писал только богословские труды. Хотя и в них можно найти развитие некоторых важнейших тем его философского творчества, они уже не представляют существенного интереса в сравнении с предшествовавшими работами, поскольку требование догматической точности привело к радикальному обеднению содержания выражаемых в них идей.

В книге "Трагедия философии" господствуют две ключевые темы. Первая связана с уже известным нам утверждением, проходящим через все главные работы Булгакова, о несамодостаточности философии, ее зависимости от религии как подлинной формы восприятия Истины; вторая задает необычное и до этого не встречавшееся в его трудах понимание человеческого бытия как бесконечно осуществляемого "суждения", имеющего троичную структуру и повторяющего в конечной форме троичную структуру Абсолюта. Формально (что видно из самого названия книги) первая тема является основной, однако на самом деле именно вторая, в решении которой Булгаков наиболее близко подходит к пониманию человека, характерному для философии XX в., определяет оригинальность книги и наглядно демонстрирует нераскрытые глубины философского мышления ее автора.

Подобно другим русским философам начала XX в. Булгаков всегда много внимания уделял проблеме отношения Бога к сотворенному им бытию (отношения Абсолюта к миру). При этом в более ранних работах, исследуя эту проблему, он главное внимание обращал на Софию, и только в связи с тем, что София должна была пониматься как всеединое Человечество (наряду с ее пониманием как "организма" идей), в философском анализе затрагивалась проблема человека. В двух своих последних книгах Булгаков почти не вспоминает про Софию и в системе отношений Абсолюта и мира основное значение придает отдельной человеческой личности, как своего рода метафизическому "пространству", в котором осуществляется "явление" Абсолюта в форме конечного, тварного бытия. При этом в рассуждениях Булгакова проступает настолько явное сходство с отдельными мыслями С. Франка, что это заставляет предположить прямое влияние на него (по крайней мере, в период работы над этими двумя книгами) дилогии "Предмет знания" - "Душа человека".

Характерно уже то, что Булгаков начинает свои рассуждения, точно так же как и Франк, с анализа элементарного суждения. Помимо формально-логического и гносеологического смысла, Булгаков находит в структуре суждения глубокий метафизический смысл; он видит в нем ту фундаментальную форму, через которую происходит "определение" конечного тварного мира Абсолютом, то есть творение мира. Раньше при описании творения Булгаков всегда строго придерживался догматических формул, что вело к наивно-реалистическому представлению о происхождении мира, теперь же он совершенно неожиданно занимает в этом вопросе позицию, которая вряд ли может быть согласована с догматикой и которая явно соотносится с философской концепцией, детально разрабатывавшейся Франком и другими мыслителями начала XX в. Весь тварный мир Булгаков понимает в качестве формы бытийственного самоопределения Абсолюта, осуществляемого через его отдельные ипостаси - человеческие личности.

Разъяснение смысла "ипостасности" личности составляет важнейшую тему и книги "Трагедия философии" и книги "Философия имени", причем здесь Булгаков использует известную идею Соловьева о соотношении "сущего" и "бытия" (см. раздел 6.4). У Соловьева эти понятия применялись для описания радикального метафизического различия Абсолюта (сущего) и мира (определенного, конечного бытия), Булгаков же резко обнажает антропологический исток этой идеи и отождествляет отношение сущего к бытию с отношением личности к предстающему "перед" ней миром. ""Я" не есть само по себе, не существует, но имеет существование, получает бытие через другое, которое есть его сказуемое и которое отлично от "я". Поэтому "я" нельзя определить, но можно только определять, и вся жизнь есть не что иное, как определение. Можно сказать также, что "я" не есть, но сверхъесть, ибо есть сущее". Такое понимание личности почти буквально повторяет главную идею концепций Бердяева и Франка, заключающуюся в том, что личность - в ее метафизической сущности - есть тот конкретный Абсолют, от которого непосредственно зависят и из которого "происходят" все частные феномены в сфере бытия.