Пусть некий работник вдруг выбыл из сферы производства (был уволен, умер и т.п.). Должно ли это событие привести к экономическому ущербу?
Поскольку в результате выбытия работника произойдет некая раз-балансировка экономических связей, то для других агентов производства ущерб, очевидно, неизбежен. Но возникнет ли ущерб для кого-либо от недоотпуска той продукции, которую раньше создавал сам выбывший работник?
Если бы каждый работал на себя и только на себя, то ущерба для других возникнуть не могло бы: что не произвел, того и не потребил. Но тут мы должны вспомнить, что несчастный платил налоги на стариков и инвалидов, на детское образование, на содержание госаппарата и армии, на поддержание науки и других, так называемых, социальных программ. С другой стороны, некоторые из приведенных категорий "потребителей" вроде бы сами работают . Или все же на н и х работают? Если оставить пока что в стороне инвалидов, стариков и детей, то получается парадоксальная ситуация: все работают (и ученые, и чиновники, и военные, и учителя и др., и, конечно, наш работник), но при этом одни работают на других. Но разве вследствие выбытия из сферы труда ученого или чиновника общество ожидают меньшие убытки, чем при выбытии рабочего?
Где же искать решение? Дело в том, что нелепое предположение было заложено у нас в самом начале. В номинальной величине заработной платы /и облагаемой налогом части дохода предприятия, пошедшей в противном случае на выплату заработной платы/, которую получал наш работник, изначально был заложен "эквивалент" не только его труда, но и . труда ученого, фискала, военного, учителя и других субъектов общественной деятельности, который наш работник сам не получал, но "выплачивал" в виде государственного налога из "своей" заработной платы. И это тривиально.
Если бы вдруг исчезли непроизводительные профессии, то рухнула бы экономика государства в целом, так что, сколько бы ни трудился наш работник, без способствования общественной инфраструктуры он вообще бы ничего не заработал.
Равным образом не может существовать общество без детей и стариков. Их существование входит в спектр целей труда нашего работника, как части самого себя, и поэтому средства на их существование изначально входят в величину начисляемой заработной платы. Итак, номинальная заработная плата каждого работника/с учетом вышеуказанной оговорки/ должна быть больше "потребляемой" им заработной платы. Этот "довесок" находится в прямой пропорции с величиной лично получаемой платы, откуда и возникает иллюзия того, что работник делится своим трудом (или продуктами своего труда) с дармоедами.
Другое дело - инвалиды. Это эксплуататорская прослойка общества. Чем общество ближе к своему звериному началу, тем в нем меньше таких эксплуататоров, тем меньше им уделяют внимания, тем меньше выделяют средств на их содержание.
Итак, в результате прямого недоотпуска продукции - как след-ствия выбытия нашего работника из сферы производства - страдает вся цепочка людей, принимавших участие в жизнедеятельности общества. И это происходит из-за разрыва одного "звена" общей "цепи". Этот ущерб мог быть нанесен в равной мере и от выбытия, скажем, армейского офицера, ибо потребуются дополнительные затраты государства, чтобы воспитать и обучить нового воина и т.п.
Но входят ли в величину заработной платы нашего работника дивиденды, причитающиеся его предпринимателю? Нет, они отчисляются сразу от вырученной стоимости реализованного товара, и их размер не находится в пропорциональной зависимости от величины индивидуальной заработной платы. Предприниматель "несправедливо" или "справедливо" по своему произволу берет себе "львиную" или "мышиную" долю прибыли, в обоих случаях "эксплуатируя" работника.
Однако никто не определил, какая величина дивидендов была бы справедливой и почему. Отсюда ясно, что такое определение понятия эксплуатации носит чисто этический характер (как нечто нехорошее) и поэтому не является научным. С другой стороны ясно, что именно эта несправедливость и является движущим стимулом буржуазной экономики: ведь если бы доходы распределялись справедливо, то есть были бы пропорциональны индивидуальным затратам (а значит, никто не имел бы никакой особой выгоды), то пропал бы всякий интерес к развитию экономики. Наш вывод относится, разумеется, к любой экономической системе. Ведь вполне справедливый социальный уклад, к счастью человечества, нигде и никогда не существовал и не существует.
Заработная плата директора социалистического предприятия может быть в 100 раз меньше, чем дивиденды, которые бы он получал, будучи предпринимателем. Поэтому, согласно логике теории эксплуатации, директор является меньшим эксплуататором, он есть меньшее зло, чем капиталист. Вот только продукцию, которую выпускает предприятие, руководимое ни в чем не заинтересованными людьми, быть может, вовсе нецелесообразно производить, ибо целесообразная полезность ее, как правило, много меньше, чем если бы она была произведена на капиталистическом предприятии.
Смотрите также
Философия Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого
Характерная черта русской философии - ее связь с литературой ярко проявилась в творчестве
великих художников слова - А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Ф. И.
Тютчева, И. С. Тургенева и ...
Л. П. Карсавин: учение о симфонических личностях и философия истории
Лев Платонович Карсавин (1882-1952), как и некоторые другие русские религиозные
мыслители, приверженец метафизики всеединства, вместе с тем создал оригинальную
философско-историческую концепцию, р ...
А. И. Герцен, Н. П. Огарев: философия природы, человека и общества
А. И. Герцен является в определенной мере ключевой фигурой в отечественной философской
мысли середины XIX в., ибо именно он одним из первых в наиболее адекватной форме
выразил зарождающуюся филосо ...