PhilosofFine

d) Жизненный мир как универсум всего принципиально доступного созерцанию. «Объективно-истинный» мир как принципиально недоступная созерцанию «логическая» субструкция

Как бы ни обстояло дело с проведением или с самой возможностью проведения идеи объективной науки в отношении духовного мира (стало быть, не только в отношении природы), эта идея объективности господствует во всей «университас» позитивных наук Нового времени и во всеобщем языковом употреблении определяет смысл слова «наука». В этом уже заранее постольку содержится натурализм, поскольку понятие это заимствуется из галилеева естествознания, так что научно «истинный», объективный мир всегда уже мыслится как природа в расширенном смысле слова. Контраст между субъективностью жизненного мира и «объективным», «истинным» миром заключается лишь в том, что последний представляет собой теоретико-логическую субструкцию, охватывающую то, что принципиально невоспринимаемо, принципиально непознаваемо в опыте в своем собственном самостном бытии [Selbstsein], тогда как субъективное жизненного мира целиком и по отдельности отмечено как раз своей действительной опытной познаваемостью.

Жизненный мир есть царство изначальных очевидно-стей. Данное с очевидностью, в зависимости оттого, идет ли речь о восприятии или воспоминании, есть познанное в опыте как «оно само» в непосредственном присутствии [Prasenz] или припомненное как оно само; все прочие способы созерцания суть способы привести к присутствию [vergegenwartigen] его само; каждое входящее в эту сферу опосредованное познание, говоря шире, каждый способ индукции имеет смысл индукции чего-то доступного созерцанию, чего-то, что некоторым образом может быть воспринято как оно само или припомнено как то, что было воспринято, и т. д. К этим модусам очевидностей сводится всякое возможное подтверждение, потому что это «оно само» (в том или ином модусе) в самих этих созерцаниях заключено как нечто действительно доступное интерсубъективному опытному познанию и подтверждению, потому что это не мысленная субструкция, в то время как, с другой стороны, такая субструкция, насколько она вообще претендует на истинность, может стать действительно истинной как раз только путем обратного соотнесения с такими очевидностями.

Это, конечно, сама по себе в высшей степени важная задача научного раскрытия жизненного мира: заставить считаться с исконным правом этих очевидностей, а именно с их более высоким достоинством в обосновании познания в сравнении с достоинством объективно-логических оче-видностей. Нужно полностью прояснить, т. е. привести к последней очевидности то, каким образом каждая очевидность объективно-логических свершений, дающая формальное и содержательное обоснование объективной теории (напр., математической, естественнонаучной), имеет свои скрытые источники обоснования в той жизни, где осуществляются последние свершения, где очевидная данность жизненного мира всегда имеет свой донаучный бытийный смысл, где она приобрела его и вновь приобретает. От объективно-логической очевидности (от математического «усмотрения», от естественнонаучного, позитивно-научного «усмотрения», как оно выполняется ведущим свои исследования и дающим свои обоснования математиком и т. п.) путь здесь идет назад к праочевидности, в которой всегда заранее дан жизненный мир.

Сколь бы странным и пока еще спорным ни показалось поначалу все сказанное здесь, всеобщее значение контраста между ступенями очевидности нельзя недооценивать. Проникнутые эмпиризмом речи естествоиспытателей часто, если не всегда, звучат так, как будто естественные науки — это науки, основанные на опыте объективной природы. Но если эти науки являются опытными науками, то это верно не в том смысле, что они в принципе следуют опыту, что все они исходят из опыта, а все их индукции в конечном счете должны быть верифицированы опытом; верно это лишь в другом смысле, в котором опыт есть очевидность, разыгрывающаяся чисто в жизненном мире, и как таковая — источник очевидности для объективных констатаций в науках, которые, со своей стороны, сами никогда не бывают опытами объективного. Ведь, как оно само, объективное никогда не может быть познано в опыте, и это, кстати, бывает видно по самим естествоиспытателям, когда они, опровергая собственные вносящие всюду путаницу, эмпиристские речи, интерпретируют объективное даже как нечто метафизически трансцендентное. С опытной познаваемостью объективного дело обстоит не иначе, нежели с опытной познаваемостью бесконечно далеких геометрических образований, и тем самым вообще с опытной познаваемостью всех бесконечных «идей», например, с познаваемостью бесконечного числового ряда. Конечно, все «приближенные к созерцанию» представления [«Veranschaulichungen»] идей по способу математических или естественнонаучных «моделей» — это вовсе не созерцания самого объективного, а созерцания, относящиеся к жизненному миру и предназначенные для того, чтобы облегчить понимание соответствующих объективных идеалов. Здесь по большей части свою роль играют разнообразные опосредования этого понимания, которое не всегда наступает столь же непосредственно и не всегда может стать очевидным, как в случае геометрической прямой, концепция которой возникает на основе происходящей из жизненного мира очевидности прямого края стола и т. п.