PhilosofFine

Если вступает в силу интерес к соотносимому с субъектом жизненному миру, то наш взгляд на первых порах естественным образом оказывается прикован к явлению и являющемуся, и сами мы пока тоже остаемся в сфере созерцаемого, в сфере модусов опыта. Несозерцательные способы осознания и их обратная соотнесенность с возможностями созерцания остаются пока без внимания. Мы следим, стало быть, за синтезом, в котором многообразные явления несут в себе «сущее» как свой «предметный полюс»: не реально [reell], а интенционально, как то, явлениями чего они, каждое по-своему, выступают. Такова, например, вещь, которая в согласованном синтезе единения, сторона за стороной, показывается, как эта вещь, истолковывает свое тождественное бытие в своих свойствах (предстающих нам в различных перспективах). В интенциональ-ном отношении все, что напрямую распознается в опыте как «это вот», как вещь, выступает в качестве индекса, указывающего на свои способы явления, которые можно увидеть (и по-своему познать в опыте) при рефлексивной направленности взгляда. Разумеется, во всех осуществляемых при этом наблюдениях речь косвенно идет и о Я, но, в конце концов, оно имеет полное право стать своей собственной и притом весьма обширной темой, именно, как по-своему тождественный осуществитель всех значимо-стей, как интендирующее Я, которое при всей изменчивости многоступенчатых способов явления направлено «сквозь них» к полюсу единства, т. е. направленное к преследуемой им цели (его намерению) Я, которое предполагается с большей или меньшей отчетливостью и ясностью, которое, как сущее и становящееся, наполняется от одной фазы к другой — наполняется, наполняя свою интенцию. Сюда также относится и то, что Я (как Я-полюс) непрерывно выполняет функцию сохранения: таким образом, что, деятельно истолковывая предмет в его свойствах (разлагая его на отдельные модусы его «есть» [seine «Ist-heiten»] как те, в которых он что-либо есть по отдельности), оно в дальнейшем ходе восприятия не дает погрузиться в ничто тому, что уже было originaliter истолковано, а, пусть уже и вне восприятия, сохраняет его и по-прежнему его мнит. В Я-полюсе сосредоточено все, в том числе и модализация бытийных достоверностей, «зачеркивание» чего-либо как иллюзии, настроенность на исключение всякой недостоверности, всякого сомнения и т. п. С другой стороны, к Я-полюсу устремлены аффекты; с большей или меньшей настоятельностью они притягивают к себе Я, мотивируют уделяемое им внимание и свою собственную активность. Все это и подобное этому ориентирует нас на особый глубинный анализ Я как Я-полюса.

Поэтому у нас в картезианском словоупотреблении есть три титула: ego — cogito — cogitata. Я-полюс (и все, что присуще ему в его тождественности), субъективное как являющееся в синтетической связности, и предметные полюса — в отношении проводимого анализа это различные направления взгляда, и им соответствуют различные способы в рамках всеобщего титула интенциональности: направленность на что-либо, явление чего-либо и что-либо предметное в качестве того, что образует единство в своих явлениях и на что сквозь эти явления направлена интенция Я-полюса. Хотя эти титулы неотделимы друг от друга, нам каждый раз приходится следовать то одному, то другому из них, сохраняя этот порядок и в обратном направлении, чему нас учит картезианский подход. Первое здесь есть обычным способом данный жизненный мир, и, в первую очередь, такой, каким он обычно бывает дан в восприятии как «нормальный», непрерывно вот-сущий в чистой [pure] бытийной достоверности, т. е. несомненно. С учреждением новой направленности интереса и, тем самым, в его строгом эпохе он становится первым интенциональ-ным титулом, индексом, путеводной нитью вопрошания о многообразиях способов явления и об их интенциональ-ных структурах. На второй ступени рефлексии новое направление взгляда ведет к Я-полюсу и к тому, что присуще его тождественности. Здесь как на самое важное нужно указать только на наиболее всеобщий момент его формы: на присущую ему временность [Zeitigung], превращающую его в длящееся Я, конституирующее себя в своих времен-н1ых модальностях: одно и то же Я, которое теперь актуально присутствует в настоящем, в каждом прошлом (каковое является его прошлым) есть уже некоторым образом другое Я, а именно то, которое было и потому теперь уже не есть, и все же в непрерывности своего времени это одно и то же Я, которое есть, которое было и перед которым лежит его будущее. Как наделенное временностью [verzeit-lichtes], оно, актуально теперешнее Я, может тем не менее сообщаться со своим прошлым (и теперь уже не существующим) Я, вступать с ним в диалог, критиковать его, как если бы это был кто-то другой.