PhilosofFine

для дескриптивной психологии. У нее тоже есть свое царство многообразных психических феноменов, которые могут быть раскрыты только опосредованно. Но всему остальному предшествует то, что доступно непосредственному опыту. Однако, как мы говорили, свою тему она вообще обретает только благодаря универсальному эпохе в отношении значимости. В самом деле, она начинает с реальных интен-циональностей, выделяющихся в естественной установке: со способов поведения людей, с их поступков. И поэтому, воздерживаясь от участия в осуществлении какой-либо значимости, она прежде всего улавливает в них нечто «внутреннее». Но тем самым она еще не становится действительно дескриптивной психологией; тем самым она еще не достигает своего чистого и замкнутого в себе рабочего поля, не достигает «чистой души», замкнутого в себе универсума чистых душ в его собственно существенной и исключительно интенциональной замкнутости. Для этого, и притом с самого начала, требуется универсальное эпохе психолога. Он должен «одним ударом» прекратить свое участие в осуществлении всех значимостей, которые эксплицитно или имплицитно осуществляют тематизируемые им личности, причем речь идет обо всех личностях вообще. Ведь психология должна быть универсальной наукой о душах, параллелью к универсальной науке о телах и, как последняя с самого начала является наукой в универсальном «эпохе», в хабитуальной и заранее учрежденной профессиональной установке, стремящейся абстрагировать телесное и только его исследовать в его собственно-существенных взаимосвязях,— так и психология. Поэтому и для нее требуется своя хабитуальная «абстрактивная» установка. Ее эпохе касается всех душ, а стало быть, и собственной души психолога; это означает, что, как психолог, он должен воздерживаться от своего участия в осуществлении всех своих собственных значимостей, связанных с реальностями объективного мира в естественной повседневной жизни. Психолог учреждает в себе «незаинтересованного зрителя» и такого же исследователя самого себя, как и всех других, причем раз и навсегда, т. е. на все то «профессиональное время», когда ведется психологическая работа. Но эпохе должно быть проведено действительно универсально и тем самым радикально. Оно не должно мыслиться, к примеру, как критическое эпохе, служащее самокритике или критике чужого, теоретической или практической критике. Его нельзя мыслить и в рамках всеобщего философского намерения, как универсальную критику опыта, критику способности познания истин-по-себе в отношении объективно сущего мира; а также, разумеется, и как скептиче-ски-агностицистское эпохе. Во всем этом содержится та или инаяпозиция. Психологже, как таковой, в рамках своего исследования, повторяем мы, не должен занимать никакую позицию, не должен ни соглашаться, ни отрицать, не должен и оставаться в проблематической неопределенности, как если бы он был вовлечен в разговор о значимо-стях тематизируемой им личности. Пока он не приобрел такую установку [Haltung] как всерьез и сознательно учрежденную, он еще не достиг своей действительной темы, а как только он ее нарушает, эта тема уже оказывается им утрачена. Только в этой установке он обретает существенным образом единый, абсолютно замкнутый в себе «внутренний» мир [«Innen»-Welt] субъектов и универсальное единство всей интенциональной жизни как свой рабочий горизонт: в изначальной оригинальности — свою собственную жизнь, а отсюда также — живущих вместе с ним и их жизнь, причем жизнь каждого, с ее собственной интенционально-стью, интенционально проникает в жизнь каждого другого, и все они, ближние и дальние, различными способами сплетаются в единство совместной жизни. Психологу, пребывающему посреди всего этого, но в установке «незаинтересованного наблюдателя», тематически доступна каждая интенциональная жизнь, как ее проживает каждый субъект и каждая особая общность субъектов, осуществляемые в ней акты, действия восприятия или какого-либо иного опытного познания, меняющиеся мнения относительно бытия, волевые полагания и т. д. Поэтому его ближайшую и наиболее фундаментальную тему вообще составляет чисто деятель