PhilosofFine

Мы уже упоминали о том, что методологический и аксиологический тезисы связаны между собой взаимосвязью целей и норм научного исследования. В рамках конструктивного эмпирицизма эмпирическая адекватность выступает в качестве нормы и даже выражает определенное, связанное с оценкой рациональности научного исследования требование: научная теория должна быть эмпирически адекватна, т. е. удовлетворять эмпирическим данным. Отметим, что это очевидно и для реалиста: эмпирическое содержание истинной теории истинно, т. е. эмпирическое содержание выступает как индикатор истины, а сама истина является предварительным условием научного объяснения. На наш взгляд, эмпирическую адекватность не следует трактовать как цель научного исследования, так как утверждение эмпирической адекватности всегда связано с конкретным status quo доступных эмпирических данных и ограничено во времени. Взять займ быстро деньги заи мы в мфо быстроденьги взять.

Научный реалист, выдвигая аксиологическое требование относительно истины теории, мотивирует построение новой теории ее подобием истинной теории: новые теории обладают большей истинностью или, по крайней мере, к ней приближаются, что находит отражение в понятии прогресса научного знания. Конструктивный эмпирицизм, опираясь на понятие эмпирической адекватности, не может обеспечить выдвижение аналогичных требований. Например, Э. Макмаллин вообще сомневается в том, что с понятием эмпирической адекватности «можно работать»:

мы даже не можем быть уверены до конца, что эмпирическую адекватность можно проверить, появление абсолютно новых эмпирических данных, объяснение которых потребовало бы создания новой теории, делает анализируемую теорию не адекватной эмпирически [McMullin, 2003. Р. 461].

Требование того, чтобы будущие теории были эмпирически более адекватными или вообще были эмпирически адекватными, установить невозможно, т. е. оценка прогрессивности в достижении цели научного исследования затруднена. Более того, в рамках приведенной формальной модели успешность науки оценивается как выдвижение проверяемых следствий, а эмпирическая адекватность (в одной из ее форм - актуальной, но не потенциальной) положительно оценивает только те теории, предсказания которых уже подтверждены, т. е. те теории, которые уже являются эмпирически адекватными. В этом случае то, что мы хотим объяснить, находится в прямой зависимости от того, с помощью чего мы объясняем.

Попытка Б. ван Фраассена отнести эмпирическую адекватность к абсолютно всем эмпирическим данным, не связанным с наличным status quo эмпирических данных, т. е. попытка сосредоточиться на потенциальной форме эмпирической адекватности, в свою очередь, наталкивается на ряд существенных замечаний, основные из которых сводятся к следующим [Fraassen van, 2003]. Прагматический подход к объяснению Б. ван Фраассена не требует того, чтобы анализируемая теория была истинна, как, например, делает К. Гемпель, говоря о потенциальном объяснении [Hempel, 1965]. Если все же найдется теория, которая потенциально удовлетворяет всем возможным эмпирическим данным, то она будет единственной и все теоретические споры потеряют смысл. Более того, потенциальная эмпирическая адекватность также приводит к проблеме пессимистической метаиндукции: если мы говорим о том, что наши современные теории будут опровергнуты новыми эмпирическими данными, то мы не можем исключать того, что принятые сейчас теории со временем не будут удовлетворять требованию эмпирической адекватности.

Спор о «манереречи»?

Подводя итог анализу конструктивного эмпирицизма, нельзя не отметить тот факт, что основные наши доводы сосредоточены на фактическом разведении аксиологического и методологического (в узком смысле) тезисов, но является ли это разделение значимым в контексте самого конструктивного эмпирицизма? Для научного реализма это разделение представляется очевидным, однако различие может скрываться значительно глубже и заключаться, например, в трактовках терминов «эпистемология» и «гносеология» в конкурирующих профессиональных традициях. Различия между ними не всегда очевидны и принимаются во внимание, но они есть и могут быть полезны при анализе таких вопросов, как, например, то, насколько наши выводы относительно объективной реальности могут быть обоснованы, являются ли наши теории истинными или что позволяет нам говорить об их истинности? Все эти вопросы о знании как об обоснованной истинной вере (justified true belief) относят либо к области гносеологии, в основном сосредоточенной на понятии истины, либо к области эпистемологии, традиционно сосредоточенной на обосновании. На наш взгляд, противопоставление конструктивного эмпирициз-ма и научного реализма можно оценить более широко, аналогично, например, противопоставлению англосаксонского эмпиризма (традиционно сосредоточенного на эпистемологической проблематике) и классической континентальной традиции (более сосредоточенной на гносеологических вопросах) или аналогично разведению характеристик методологии (в узком смысле) научного исследования и философской методологии в рамках отечественной философии. Можно даже говорить о смене философской традиции (от гносеологии к эпистемологии), обусловленной сменой поколений.