PhilosofFine

Собственно, идея развития, взятая в том смысле, какой ей был придан философией XIX - начала XX века, и является главным объектом критики Флоренского. В его философии господствует однозначная тенденция к восстановлению - во всей ее исходной, античной чистоте - платоновской философии, вместе с ее главным принципом: все новое в нашем мире есть только повторение вечных образцов божественного мира. Причем в своем стремлении восстановить платонизм в качестве незыблемой основы церковно-догматического мировоззрения Флоренский доходит до очевидных нелепостей, пренебрегая не только всей той справедливой критикой, которую высказывали в адрес Платона его более проницательные последователи (начиная от Плотина и заканчивая Шеллингом и Вл. Соловьевым), но и теми поправками, которые сам Платон делал к своей "основной" системе (например, в диалоге "Парменид"). В варианте Флоренского платонизм приобретает почти гротескный вид: вся реальность описывается здесь с помощью абсолютно статичной модели двух "миров" - мира божественно-духовного и мира вещно-телесного, из которых второй является "испорченной" копией первого ("испорченной" в результате грехопадения).

Понятия времени, истории, творчества в концепции Флоренского оказываются малозначимыми, не имеющими глубокого метафизического смысла. Особенно ясно это выступает в отношении истории. Уже в ранней работе "О цели и смысле прогресса" (1905) Флоренский принципиально отвергает возможность какого-либо синтеза идеи исторического развития общества и идеи эсхатологического "скачка" к сверхисторическому состоянию - того синтеза, который в той или иной степени пытались осуществить почти все русские философы (за исключением разве что Франка). Он не признает никакого прогресса в истории, недаром в этой статье самой "естественной", хотя и ведущей к самоуничтожению, формой исторического устройства общества признается анархия. История, по Флоренскому, бессмысленна - и в целом, и в каждом своем отдельном фрагменте, смысл имеет только немотивированный "скачок" к преображенному божественному состоянию. Естественно, что это лишает существенного значения человеческое творчество. Для Флоренского творчество в метафизическом его измерении есть воспроизведение предсуществующих божественных идей, а в эмпирическом, земном измерении - просто повторение одних и тех же, уже найденных нашими предшественниками, стереотипов культуры. Например, в живописи (в изобразительном искусстве) это - повторение известных, канонизированных и освященных церковью форм иконописи - при абсолютном отрицании, как незаконных и вредных, любых поползновений к самобытности, к внесению чего-то своего, чего-то нового в произведение.

Только одно изменение вносит Флоренский в традиционную систему Платона - это уже известная нам концепция Софии, как "посредующей сферы" между Триипостасным Богом и земным миром. Поскольку эта сторона платоновской модели бытия, возрожденной в русской философии, гораздо более ясно и подробно была описана Булгаковым и уже анализировалась в предшествующих разделах, мы не будем рассматривать ее разработку в работах Флоренского. Отметим только, что детальное развитие этой темы в "Свете невечернем" Булгакова было осуществлено под существенным влиянием Флоренского, который заложил основы "софиологии" в своем самом большом и самом известном труде "Столп и утверждение Истины", изданном в 1914 г. Однако, несмотря на "приоритет" Флоренского, в его книге трудно обнаружить какие-либо оригинальные идеи, в сравнении с концепцией Булгакова. Весь этот огромный труд отмечен явной поверхностностью философского мышления, банальностью основных принципов и выводов, неуместной и немотивированной категоричностью критических оценок (особенно в отношении предшествующей философской традиции), отсутствием ясно продуманной логики изложения, обилием рядополо-женных и слабо связанных между собой примеров из разных областей знания, наконец, тягостным нагромождением цитат из святоотеческой литературы и при всем при этом - невероятно экзальтированным стилем изложения. На наш взгляд, точную характеристику этого сочинения дал Н. Бердяев, который проявлял особый талант в оценке чужих сочинений (будь то мировоззрение близкого ему мыслителя, как это было в случае Достоевского, или противоположного по устремлениям, как в случае Флоренского). Его статья "Стилизованное православие (о. Павел Флоренский)", посвященная книге Флоренского, до сих пор остается достаточно актуальной в контексте непрекращающихся попыток превратить Флоренского в глашатая единственно верной православной тенденции в русской философии.