PhilosofFine

Очевидно, что содержательное изменение воспринятого объекта, т. е. воспринятое в нем самом изменение или движение, отличается от изменения способов явления (например, перспективы, явления вблизи и вдали), в котором такого рода объективное предстает присутствующим как оно само [selbstgegenwartig]. Это видно по смене установки. Взгляд, направленный прямо на объект и на то, что ему присуще, устремляется сквозь явления к тому, что непрерывно является в их непрерывном единении — к объекту в бытийной значимости модуса «само присутствующее» [selbstgegenwartig]. В рефлексивной установке мы имеем не что-то одно, а многообразное; тематическим теперь становится протекание самих явлений, а не то, что является в них. Восприятие есть изначальный модус созерцания, в нем созерцаемое предстает в изначальной оригинальности, т. е. в модусе самоприсутствия [Selbstgegenwart]. Наряду с ним у нас есть другие модусы созерцания, которые в себе самих, в меру осознанности, характеризуются как самоприсутствующие вариации этого «самогу вот». Это способы приведения к настоящему [Vergegenwartigungen], вариации присутствия в настоящем; они дают осознать временные модальности, например, не само-вот-сущее, а само-вот-бывшее, или будущее, само-вот-становящееся. Такие приводящие [verge-genwartigende] созерцания «повторяют» — в известных, им присущих модификациях — все те многообразия явлений, в которых объективное предстает в плане восприятия: например, вспоминающее созерцание показывает объект как сам-вот-бывший, повторяя перспективы и прочие способы явления, но как модифицированные в плане воспоминания. Теперь оно сознаётся как бывшие перспективы, бывшее протекание субъективных «представлений чего-либо» в моих прежних бытийных значимостях.

Теперь мы можем объяснить весьма условную оправданность речи о чувственном мире, о мире чувственного созерцания, чувственных явлений. Во всех оправданиях жизни естественных интересов, удерживающейся чисто в жизненном мире, первостепенную роль играет возврат к «чувственно» познающему созерцанию. Ибо все, что в жизненном мире предстает как конкретная вещь, само собой разумеется, обладает телесностью, даже если это не всего лишь тело [Korper], а, например, какое-нибудь животное или культурный объект, то есть обладает также и психическими или какими-либо иными духовными свойствами. Если мы принимаем в вещах во внимание только чисто телесное, то в плане восприятия оно, по всей видимости, предстает только в в11дении, в прикосновении, в слышании, то есть в визуальных, тактильных, акустических и т. п. аспектах. В этом, само собой разумеется, неизбежно участвует наше живое тело [Leib], всегда остающееся в поле восприятия, наделенное соответствующими «органами восприятия» (глаза, руки, уши и т. д.). В меру осознанности они постоянно играют здесь свою роль, а именно, функционируют в в11дении, слышании и т. д. вместе с присущей им подвижностью Я [ichliche Beweglichkeit], так называемой кинестезой. Все кинестезы, всякое «я двигаюсь», «я делаю» связаны друг с другом в универсальном единстве, причем кинестетический покой есть модус моего действия. Очевидно, что аспектные представления тела, в тот или иной момент являющегося в восприятии, и кинестезы не протекают рядом друг с другом, а скорее взаимодействуют так, что аспекты обладают бытийным смыслом и своей значимостью аспектов тела только благодаря тому, что они непрерывно затребуются в качестве аспектов кинестез, аспектов совокупной кинестетически-чувственной ситуации, в каждой деятельно вызванной ими вариации совокупной кинестезы — вызванной введением в игру той или иной особой кинестезы — и соответствующим образом исполняют это требование.

Таким образом, чувственность, я-деятельное функционирование живого тела и его органов сущностно принадлежит всякому опыту тела. В меру осознанности он протекает не просто как протекание телесных явлений, как если бы последние в себе самих, только посредством самих себя и сплавления друг с другом, были явлениями тел. В сознании они таковы только в единстве с кинестетически функционирующей живой телесностью [Leiblichkeit], т. е. с Я, функционирующим здесь в своей самобытной активности и хабитуальности. Живое тело постоянно присутствует в поле восприятия совершенно уникальным способом, совершенно непосредственно, в совершенно уникальном бытийном смысле, а именно в том смысле, который очерчивается словом «орган» (в его изначальном значении): то, в чем я совершенно уникальным способом и совершенно непосредственно существую как Я, испытывающее аффекты и производящее действия, в чем я совершенно непосредственно властвую [walte] кинестетически; расчлененное на особые органы, в которых я пребываю (или способен пребывать) в соответствующих им особых кинестезах. И это властвование, обнаруживающееся здесь как функционирование во всяком восприятии тела, как хорошо знакомая и в меру осознанности находящаяся в моем распоряжении совокупная система кинестез, актуализируется в той или иной кинестетической ситуации и бывает непрерывно связано с ситуацией телесного явления, с ситуацией в поле восприятия. Многообразию явлений, в которых некое тело может быть воспринято как одно и то же, своим собственным способом соответствуют принадлежащие ему кинестезы, в протекании которых должны выступить соответствующие (тоже требуемые здесь) явления, для того чтобы они вообще могли быть явлениями этого тела, могли выявить его в себе как это тело в его свойствах.