PhilosofFine

Таким образом, в чистом восприятии тело [Korper] и живое тело [Leib] существенно отличны друг от друга: живое тело как единственное действительно соразмерное восприятию, мое живое тело. Как возникает сознание, в котором мое живое тело приобретает тем не менее бытийную значимость некого тела среди других тел, как, с другой стороны, дело доходит до того, что некоторые тела в моем поле восприятия приобретают значимость живых тел, принадлежащих «чужим» Я-субъектам,— эти вопросы становятся теперь необходимыми.

В рефлексии мы ограничивались воспринимающим сознанием вещей, собственным их восприятием, моим полем восприятия. Однако в нем может быть воспринято единственно и только мое живое тело, и никогда — чужое живое тело в его живой телесности, но только как тело. В моем поле восприятия я обнаруживаю себя, властвующего как Я в своих органах, и потому вообще во всем, что еще принадлежит мне как Я в моих Я-актах и способностях. Но объекты жизненного мира, когда они показывают свойственное им самим бытие, хотя и проявляются с необходимостью как телесность, однако не всего лишь как телесные, а потому и мы всегда присутствуем при всех сущих для нас объектах животелесно [leiblich], но и не только как животелесные; при восприятии (если это объекты восприятия) мы, стало быть, тоже присутствуем в его поле, а также, в модифицированном виде, во всяком созерцаемом нами поле, и даже в недоступном созерцанию, поскольку мы, само собой разумеется, способны «представить себе» все, что мнится нам вне созерцания, и лишь иногда испытываем при этом затруднения. Очевидно, что «животелесно» означает не просто «телесно»; это слово отсылает к вышеупомянутому кинестетическому функционированию, к этому особому способу функционирования Я, в первую очередь, видя, слыша и т. д., к которому, само собой разумеется, принадлежат еще и другие модусы действий Я (напр., когда я что-то поднимаю, несу, толкаю и т. д.).

Но животелесная деятельность Я, само собой разумеется, не однообразна, и каждый из ее способов нельзя отрывать от остальных; при всех изменениях они образуют единство. Таким образом, мы конкретно животелесно, но не только животелесно, как целокупные Я-субъекты, каждый как целокупный Я-человек, присутствуем в поле восприятия и т. д. и, если брать шире, в поле сознания. Стало быть, всякий раз, когда мир осознается как универсальный горизонт, как единый универсум сущих объектов, мы, каждый Я-человек и все мы вместе, как живущие в мире рядом друг с другом, как раз принадлежим миру, который именно в этой «совместной жизни» есть наш мир, в меру осознанности сущий и значимый для нас. Живя в бодрствующем сознании мира, мы постоянно активны на основе пассивного обладания миром, мы получаем аффекты отсюда, от объектов, предданных в поле сознания, в зависимости от наших интересов мы обращаемся к тому или другому из них, бываем в различных аспектах активно заняты ими; в наших актах это «тематические» объекты. В качестве примера назову проводимый при наблюдении анализ свойств того, что является в восприятии, или наши действия по обобщению, установлению связей, активному отождествлению и различению; или, наконец, наше активное оценивание, наше планирование задач, наше деятельное осуществление намеченных путей и целей.

Как субъекты актов (Я-субъекты) мы ориентированы на тематические объекты в модусах первичной и вторичной, а иногда еще и смешанной направленности. Сами акты при этой занятости объектами не тематичны. Но мы способны задним числом подвергнуть рефлексии самих себя и нашу когда-либо имевшую место активность теперь она становится тематически предметной в новом (теперь, в свою очередь, нетематическом) живом функционировании.

Таким образом, сознание мира находится в постоянном движении, мир и какое-либо его объектное содержание всегда осознается в смене различных модусов (созерцаемое, не доступное созерцанию, определенное, неопределенное и т. д.), но также и в смене аффектов и действий, так что всегда существует некая совокупная область аффици-рования, и аффицированные в ней объекты оказываются то тематическими, то нетематическими; а среди них и мы сами, всегда неизбежно принадлежащие аффективной области, всегда функционирующие как субъекты актов, но лишь иногда становящиеся тематически предметными как предметы нашей занятости самими собой.

Разумеется, это относится не только ко мне, тому или иному отдельному Я; в нашей совместной жизни мы совместно имеем мир в качестве предданного, в качестве сущего и значимого для нас, к которому совместно принадлежим и мы — к миру как миру для нас всех, предданному в этом бытийном смысле. И как постоянно функционирующие в бодрствующей жизни, мы тоже функционируем совместно, в многообразных способах совместного рассмотрения предданных всем нам объектов, совместного мышления, совместной оценки, намерения и действия. Сюда относится, стало быть, и то самое изменение тематики, когда так или иначе постоянно функционирующая Мы-субъективность становится тематически предметной, причем тематизируются и те акты, в которых она функционирует, хотя и всегда с некоторым остатком, который по-прежнему нетематичен, так сказать, анонимен: таковы рефлексии, функционирующие в отношении самой этой тематики.