PhilosofFine

В книге "Апофеоз беспочвенности: опыт адогматического мышления" (1905) Шестов предлагает разуму новый путь, на котором главным методом мышления должна стать не логика и не система доказательств, а непредсказуемость, отсутствие заданности, ориентация на индивидуальный опыт жизни. Мышление должно стать экзистенциальным (сам Шестов использовал этот термин только в поздних своих работах), должно вырастать из интуиции самого бытия, самой жизни. "Самые важные и значительные мысли, откровения являются на свет голыми, без словесной оболочки: найти для них слова - особое, очень трудное дело, целое искусство". Такое мышление должно быть абсолютно свободным, как свободен сам человек, и оно должно быть индивидуальным делом человека, поскольку здесь человек отрывает себя от "общего мира" и в своем одиночестве обретает "опасный опыт" проникновения к абсолютному началу жизни, обнаруживаемому "здесь и теперь", как экзистенциальная данность, и невыразимому во всеобщих, абстрактных понятиях: " .думать - ведь значит махнуть рукой на логику; думать - значит жить новой жизнью, изменяться, постоянно жертвовать самыми дорогими и наиболее укоренившимися привычками, вкусами, привязанностями, притом не имея даже уверенности, что все эти жертвы будут хоть чем-нибудь оплачены". Такое понимание мышления ничего общего не имеет с его традиционным образом, согласно которому оно полностью подчиняется формальной логике и задает себе в качестве главной цели порождение абстрактных принципов. Метафизика, которая явилась бы результатом нового способа применения мышления, вступила бы в противоречие с позитивной наукой и с разумом как творцом науки. Но это значит, утверждает Шестов, только одно - новая метафизика не должна бояться нелепостей (т. е. того, что предстает как нелепость с точки зрения позитивной науки), наоборот, она должна идти навстречу "нелепостям" - тем нелепостям, которые и выражают жизнь, бытие в их противоположности "позитивному" разуму. Только при этих условиях Шестов допускает возможность для метафизики и философии в целом выполнить их назначение - дать человеку "откровение" о сущности и источнике его бытия и тем самым помочь жизни в ее неустанном творении нового, в ее неостановимом движении в непонятные дали.

Вера в неведомое, сверхобыденное будущее человека (навеянное идеями Ницше) составляет одну из сокровенных тайн раннего творчества Шестова. Он даже сравнивает нашу "обыденность" с тесным коконом, в котором сладко спит личинка, не подозревая, что если она начнет шевелиться, сделает усилие пробуждения, то, порвав кокон, превратится в прекрасную свободную бабочку. Он верит в близость человека к тому, что традиционная метафизика называет "трансцендентным", "потусторонним", "абсолютным". Мы, несомненно, соединены с этим нечто, с этим началом бытия, и в жизни обязательно наступает момент, когда человек оказываемся лицом к лицу с ним, и нам открывается вся полнота откровенной истины. Но что за нечто и что за истина открывается в этом опыте? Продолжая за Шестова его рассуждения, можно было бы сказать, что это и есть сама жизнь в ее непосредственности, реализующая себя через человека и только в человеке. И поскольку при этом отброшено все, что построено с помощью "позитивного" использования разума, "открывшаяся" основа, тот "Абсолют", дальше которого не должен и не может идти человек на путях "морали трагедии", оказывается царством Абсурда, царством бесконечных возможностей, - принадлежащим самому человеку, но не охваченным никакой закономерной связью и не допускающим подчинения нашей воле.

Но приняв этот вывод, мы рискуем оказаться в тупике гносеологического и этического иррационализма. Здесь возможно только два исхода: либо все-таки признать возможность согласования обнаруженного царства Абсурда, царства бесконечных возможностей с нашим разумом и волей - и тогда открывается перспектива действительного превращения "личинки" в "бабочку" - обретения человеком нового, непредсказуемого будущего, приход которого требует усилий по освоению "царства возможностей"; либо окончательно отказаться не только от разума, но и от воли и - подобно тому, как это делают маленькие дети, когда они сталкиваются с чем-то страшным и непреодолимым, - просто закрыть глаза и повторять про себя "все будет хорошо". Именно второй путь и выбирает в своем позднем творчестве Шестов, отказываясь от "морали трагедии", обнаруженной им у Достоевского и Ницше, и обращается к Богу - к Богу, для которого "все возможно". "Нужно принять грехопадение - и не такое, каким его принято изображать, а то, о котором рассказано в Св. Писании, нужно принять Абсурд, нужно вырвать веру из тисков разума и от веры, Абсурда и Св. Писания ждать того освобождения, в котором разумное мышление отказало человеку. И все это проделать пред лицом Необходимости и Этики и . непобедимого страха перед ними ."