PhilosofFine

То "высшее", которое война выявляет для каждого из нас как главную ценность, Ильин называет "объективной духовной жизнью народа" или "духовным достоянием народа". Здесь явно чувствуется влияние гегелевских идей. Для Гегеля жизнь индивида и испытываемый им страх смерти есть "ничтожное", несущественное по сравнению с обязанностью любой ценой (даже ценой своей жизни) защищать независимость и суверенитет государства. Ильин, соглашаясь с этим, тем не менее продолжает настаивать на абсолютной ценности каждой индивидуальности, ибо "нерастворимость" личности в объективном духе составляет основу "индивидуальности" (конкретности) самого объективного духа. Поэтому необходимость жертвовать собой, помимо героического пафоса, который, подчеркивает Гегель, содержит в себе глубоко трагическое переживание своей смертности, конечности. И оба этих момента являются в равной степени существенными.

В двух статьях, посвященных войне, только намечаются контуры исторической концепции Ильина. Во всей своей полноте эта концепция, направленная на философское осмысление истоков и значения той трагедии, начало которой положил 1914 г., изложена в завершающих главах труда о Гегеле. Для Ильина Гегель находится в центре всего многовекового развития философии, поэтому совершенно естественно, что в его системе он обнаруживает адекватное отражение трагической сущности всей мировой истории, до конца проявившейся только в истории XX в. В интерпретации Ильина философия Гегеля предстает как философия мировой трагедии, объясняющая трагедию исторического существования человека через фундаментальные противоречия, заложенные в основаниях бытия.

Главной темой второго этапа исследования Ильина становится "путь Бога" в мире. Сокровенным замыслом всей гегелевской системы Ильин считает философскую разработку пантеизма, доказательство божественности всего существующего в мире. Если бы этот замысел мог быть реализован с предельной полнотой и чистотой, то вся гегелевская философия ограничилась бы его Логикой. Именно в Логике описывается вневременной процесс развертывания всего богатства содержания Бога, спекулятивного Понятия, в конце которого Понятие достигает абсолютной конкретности и своим божественным составом охватывает все реальное. Признание иррациональной составляющей любви в Боге как раз и необходимо Гегелю для того, чтобы сохранить ценность индивидуальностей, которые с помощью любви сливаются в божественное единство, согласуют свою единичность с пронизывающей их божественной мощью.

Однако указанная иррациональная составляющая спекулятивного Понятия есть как бы "высшая", "божественная" форма иррациональности, присутствующей в мире. Наряду с ней, утверждает Ильин, Гегель вынужден признать существование небожественной, низменной, злой иррациональности, приводящей не к "любовному единению" индивидуальностей, а, наоборот, - к их абсолютному разъединению, отпадению от божественной целокупности мира. Именно эта небожественная иррациональность проявляется в бесконечном многообразии никак не связанных между собой природных явлений, она же - источник хаоса неконтролируемых страстей, эмоций, волевых устремлений в человеческой душе, наконец, она же - причина одиночества человека, причина зла в человеческом обществе и в человеческой истории. Закрывать глаза на этот хаос, раздробленность, зло мира невозможно; Гегель, по убеждению Ильина, в конце концов признает это. Но это признание вынуждено бороться с верой в божественность и разумность мира. Согласно Ильину, в развитии своей философской системы Гегель лишь постепенно, шаг за шагом отступает от непреклонности идеала, созданного его верой.

В окончательном и наиболее сложном варианте пантеизма, который Ильин находит у Гегеля, мир представляется как результат божественного воплощения, происходящего в иррациональном, противобо-жественном "материале". Раз невозможно отрицать эмпирическую стихию, приходится заставить самого Бога "снизойти" до этой стихии, предположить возможность добровольного соединения Бога с ней. В этом соединении Бог должен внутренней силой спекулятивного мышления преодолеть иррациональное начало, поднять мир на уровень спекулятивной (а не эмпирической) конкретности. При этом Гегель постепенно (особенно в поздних работах по философии права и философии истории) приходит к признанию необходимости иррациональной стихии для существования самого Бога. Замысел пантеизма приобретает героический характер, он предстает как своеобразный подвиг Бога, соединяющегося с противостоящей и одновременно необходимой ему иррациональной стихией для восхождения в этой новой форме к подлинно благому состоянию. Задача эта оказывается столь трудной, что окончательная победа Бога отодвигается в бесконечную даль исторического времени; здесь выявляется центральное положение человека как "медиума", через которого осуществляется историческое деяние Бога.