PhilosofFine

Эти высказывания дают очень точное описание негативного варианта развития культуры, обрекшей себя на изоляцию и тем самым лишенной возможности заимствовать законченные культурные формы. Однако горький пафос Чаадаева, справедливый по отношению к русской культуре предшествующих двух столетий, уже не соответствовал той ситуации, которая сложилась в России в первые десятилетия XIX в. Реформы Петра открыли Россию западным влияниям и к началу XIX в. эти влияния уже были претворены в плодотворные и оригинальные культурные образцы. Недаром Пушкин, который своим собственным творчеством доказывал, что русская культура преодолела период застоя и начинает новый этап своего развития, высказал решительное несогласие с оценками Чаадаева. Сама возможность этих оценок свидетельствовала об огромном прогрессе, в рамках которого культура достигла понимания своих оснований, своих внутренних интенций и своих прежних ошибок - и тем самым обозначала путь дальнейшего динамичного развития. Все это в более поздних своих размышлениях признал и Чаадаев (в незаконченной работе "Апология сумасшедшего", написанной в 1837 г.).

Важнейшая идея, пронизывающая "Философические письма" Чаадаева, - это идея абсолютного значения христианства для развития человечества. Чаадаев рассматривает христианство не только и не столько как систему идей, которая может быть принята или отвергнута отдельным человеком или народом, но как важнейшую реальную силу, управляющую движением истории; причем именно как ту силу, господство которой придаст истории правильный, наиболее плодотворный ход. Все исторические формы христианства - это только видимые проявления указанной силы, и поэтому они имеют для отдельного человека ограниченное значение в сравнении с непосредственным ощущением этой силы, слиянием с ней, которое только и может быть названо истинным верованием и истинным христианством. Чаадаев утверждает, что внешняя религиозность вообще не является необходимой для человека, который осознал подлинную суть христианства и реально соединился с силой, лежащей в основе христианских верований. В обрядовом христианстве Чаадаев полагает как наиболее согласующуюся с истиной ту его версию, которую реализует католицизм; православие в главном его философском труде подвергается резкой критике за то, что оно препятствует раскрепощению внутренних творческих сил человека, выдвигает на первый план внешнее, вторичное. Он даже бросает русской православной церкви обвинение в том, что именно она способствовала воцарению "рабства" (крепостного права) на русской земле и тем самым надолго задержала развитие русской культуры.

В своих более поздних трудах Чаадаев существенно изменит свои оценки и даже будет рассматривать православную церковь как важнейший фактор, определивший характер развития русского народа: этой церкви, столь смиренной, столь безропотной, наша страна обязана не только самыми прекрасными страницами своей истории, но и своим сохранением. Вот урок, который она была призвана явить миру: " .великий народ, образовавшийся всецело под влиянием религии Христа ." Тем не менее он по-прежнему будет противопоставлять религию обрядовую, внешнюю и религию внутреннюю, мистическую, связывающую человека с высшей, абсолютной реальностью. Описание сущности этой высшей реальности и выявление форм ее взаимосвязи с человеком и миром составляет самую главную часть философских размышлений Чаадаева. Здесь он высказывает идеи, которые сохранят свое значение в последующем развитии русской философии и станут определяющими в эпоху ее расцвета - в творчестве Вл. Соловьева и его философских наследников.

Правильное отношение человека к "высшей силе" возможно только на основе правильного понимания целей указанной силы. По сути, речь здесь идет о цели самого христианства, реализуемой в истории. В качестве такой цели Чаадаев полагает достижение реального единства всех людей и всего раздробленного мирового бытия. Устремление к единству всякой твари находилось в центре того идеала, который одухотворял русскую культуру XIV-XVI вв. и получил яркое выражение в русской иконописи. Чаадаев придает этому важнейшему элементу нашего национального мировоззрения строгое философское выражение и одновременно смещает акценты в понимании указанного идеала, идеала всеединства. Главным для него оказывается достижение единства ("слияние" в некую метафизическую целокупность) всех людей, в то время как преобладающая ранее идея единения мира в целом отодвигается на второй план, становится как бы вторым этапом процесса мистического объединения бытия. Как мы увидим далее, это происходит в силу того, что Чаадаев настаивает на радикальном противостоянии материального и духовного в человеке и в истории.