PhilosofFine

Весьма показательно, что этические оценки, которые Чаадаев придает двум полярным началам, расходятся с их оценкой в художественной парадигме Пушкина. Пушкин полагает позитивным началом бытия временное становление, связанное с непрерывным рождением и уничтожением, стихию мирового хаоса, тождественную жизни, а негативным - вечность и неизменность Абсолюта ("кумиров"), выступающего как полярная противоположность жизни и подлинного добра. Расхождение между позициями двух гениев русской культуры связано с их принципиально различным отношением к индивидуальной свободе человека. В отличие от Чаадаева Пушкин признает свободу личности высшей ценностью и высшей целью, вне которой невозможны ни жизнь, ни добро, ни совершенство; ему было абсолютно чуждо то представление о цели человеческой жизни, которую формулирует Чаадаев: " .все назначение человека состоит в разрушении своего отдельного существования и в замене его существованием совершенно социальным, или безличным".

Но, говоря о различии, необходимо все время помнить о принципиальном сходстве воззрений Пушкина и Чаадаева, которые в рамках одной и той же мировоззренческой парадигмы делают акцент на различных ее элементах. Последующее развитие русской философии и всей русской культуры заключалось прежде всего в учете и более детальной разработке обеих точек зрения, а затем - в постепенном сглаживании противоречия между ними. Направление этого развития без труда можно обнаружить и у Пушкина, и у Чаадаева. Ведь Пушкин видит зло не в "кумирах" самих по себе, ведь он не отрицает само существование высшей сферы бытия и высших ценностей; для него злом является полное подчинение человека этой сфере, уничтожение личности и ее свободы. В том случае, когда соединение с вечностью, с абсолютной реальностью приводит к раскрепощению человека, раскрытию его индивидуальности и свободы, это соединение оказывается благом. Именно отсюда происходит страстное желание высшей гармонии и высшего идеала, столь характерное для Пушкина. С другой стороны, и Чаадаев, как уже отмечалось выше, вовсе не считает материальный, подчиненный времени мир злым по своей собственной природе. Сущность зла коренится в человеке и через человека входит в мир.

Пушкин и Чаадаев в равной мере убеждены, что эмпирический человек, обладающий индивидуальностью и свободой, неподвластной даже Богу ("в тот день, когда Бог предоставил человеку свободу воли, он отказался от части своего владычества в мире и предоставил место этому новому началу в мировом порядке"), находится в центре реальности и определяет своей свободой как свою собственную судьбу, так и судьбу мирового бытия. Расхождение между Пушкиным и Чаадаевым состоит только в оценке этой фундаментальной роли человека. Пушкин оценивает ее как борьбу за добро и совершенство, Чаадаев - как непрерывное движение ко злу и разрушению. Отметим, что, в конечном счете, и у Чаадаева путь к победе добра все-таки зависит от выбора отдельного человека. Только выбор этот парадоксален: чтобы встать на путь совершенства, человек должен своим свободным решением отвергнуть свою индивидуальную, негативную свободу.