PhilosofFine

В противоположность "новым" версиям христианства, подчеркивающим "позитивные", "идеальные" стороны учения Христа (благодатный и преобразующий характер свободы и любви, веру в достижимость гармонии между людьми, искание высшей правды, красоты, истины и т. п.), Леонтьев выделяет и подчеркивает в этом учении "темные", "негативные", "страшные" стороны, дает своего рода "пессимистическую" версию христианства: "Нельзя, принимая святость Евангелия и божественность Христа, отвергать одно место в книге и выбирать по вкусу другие, все мягкое, сладкое, приятное, облегчающее жизнь принимать, а все грозное, суровое и мучительное отвергать, как несущественное . Религия всепрощения;да! Но вместе с тем и религия самобичевания, покаяния, религия не только неумолимой строгости к себе, но и разумной строгости к другим". В основе христианства он видит представление" о жизни как непрерывном страдании, которое не может быть устранено или сглажено в сколько-нибудь существенной степени; "я не верю, чтобы жизнь могла бы когда бы то ни было стать храмом полного мира и абсолютной правды . Такая надежда, такая вера в человечество противоречат евангельскому учению; Евангелие и Апостолы говорят, что чем дальше, тем будет хуже, и советуют только хранить свою личную веру и личную добродетель до конца . Все человечество мы от бед не избавим; беды разнородные и неожиданные таятся даже и во всех успехах науки, точно так же, как и в невежестве, во всех открытиях, во всех изобретениях, во всех родах учреждений и реформ ."

Из этого убеждения, в частности, следует, что все попытки исправить земную жизнь людей, будь то усовершенствование материальной среды их обитания (с помощью техники, промышленности, экономического развития) или устранение недостатков их общественного бытия (через внедрение принципов свободы, равенства, братства, замены авторитарных и деспотических режимов на демократические и либеральные) не только бесполезны, но и прямо вредны, поскольку отвлекают человека и человечество от единственно истинной цели, заключающейся в предуготовлении себя и других к ужасам "последних времен" и к Страшному суду, заманивают на тот путь, где нас всех ждет еще более ужасное будущее и еще большие страдания. В соответствии с этим Леонтьев отвергает "веру в человека" и идеал "всеобщей любви", характерные для европейской культуры начиная с эпохи Возрождения; истинный смысл христианского учения о человеке, по его мнению, выражается в принципе подчинения, служения Богу и "вышестоящим" личностям и в чувстве страха перед ними. Не отрицая прямо принцип христианской любви, Леонтьев полагает, что в своей высшей форме такая любовь никому не доступна, кроме святых, а в своем низшем, земном проявлении - даже вредна, когда выступает в своей самодостаточности; в любом случае она должна быть подчинена "страху Божьему". "Высшие плоды веры, - пишет он, - например, постоянное, почти ежеминутное расположение любить ближнего, - или никому не доступны, или доступны очень немногим: одним - по особого рода благодати прекрасной натуры, другим - вследствие многолетней молитвенной борьбы с дурными наклонностями. Страх же доступен всякому: и сильному и слабому, - страх греха, страх наказания и здесь и там, за могилой . И стыдиться страха Божия просто смешно; кто допускает Бога, тот должен Его бояться, ибо силы слишком несоизмеримы. Кто боится, тот смиряется; кто смиряется, тот ищет власти над собою, власти видимой, осязательной; он начинает любить эту власть духовную, мистически, так сказать, оправданную пред умом его; страх Божий, стах греха, страх наказания и т. п. уже потому не может унижать нас даже и в житейских наших отношениях, что он ведет к вере, а крепко утвержденная вера делает нас смелее и мужественнее против всякой телесной и земной опасности: против врагов личных и политических, против болезней, против зверей и всякого насилия ."