PhilosofFine

Представление об истинно-сущем как совокупности взаимодействующих самобытных субстанций ведет Козлова к пониманию всех непосредственных данных сознания как символов этих субстанций: " . так называемые вещи материального мира и их движения суть только значки или символы тех субстанций, с которыми мы общаемся и взаимодействуем". В связи с этим утверждением возникает ключевой вопрос, от которого зависит вся система Козлова: можем ли мы по законам, связывающим "значки" и "символы", судить о самих стоящих за ними субстанциях? Может ли философский анализ структуры мира представлений позволить нам что-то утверждать о мире субстанций? Отрицательный ответ на эти вопросы привел бы к тому, что система Козлова оказалась бы близкой к системе Канта с его различением мира явлений и мира "вещей в себе". Козлов безусловно отвергает такой вариант: "Мир материальный состоит только из образов, существующих в нашем сознании, но нельзя отрицать некоторого соответствия этого кажущегося мира образов с тем, что происходит в действительном мире субстанций, так что в явлениях первого своеобразно отражаются реальные события и порядок деятельности, принадлежащий существам второго". Но этот положительный ответ в работах Козлова не развернут в достаточно ясную концепцию. Скачок от феноменологического анализа сознания к концепции взаимодействующих субстанций оказывается слабо обоснованным. Тем не менее Козлов пытается дать хотя бы минимальное описание мира субстанций: он предполагает, что этот мир есть некое единство, даже называет это единство "сросшимся организмом", в связи с чем его панпсихизм становится "плюралистическим монизмом".

Только в одном важном моменте своей концепции Козлов более ясно очерчивает возможные формы связи между "миром субстанций" и "миром представлений", данным нам в сознании. Этот момент - анализ пространства и времени. На первый взгляд может показаться, что Козлов решает проблему пространства и времени точно так же, как Кант, поскольку пространство и время он рассматривает как характеристики нашего представления, а не истинного бытия (бытия субстанции). Однако в отличие от Канта Козлов считает, что формы пространства и времени постепенно формируются в нашем сознании. Исходные элементы простого (непосредственного) сознания не обладают этими характеристиками; последние появляются только в сложном сознании, в результате комбинации первичных данных (т. е. в процессе рационального познания). По отношению ко времени Козлов разделяет известную и давнюю точку зрения: время является той формой, с помощью которой наше ограниченное сознание постепенно осваивает мир - завершенный и цельный в своем собственном бытии. Если бы мы обладали совершенной способностью познания, были способны сразу и полностью охватить бытие мира, то мы возвысились бы над временем, и оно перестало бы быть необходимой для нас формой познания.

Именно потому, что формы пространства и времени постепенно формируются в опыте познания и, значит, тесно связаны со структурой конкретного созерцания, конкретного сознания, Козлов резко негативно относится к различным вариантам абстрактно-математического представления структур пространства и времени, в частности, к идее неевклидовых пространств. По его мнению, в этом случае происходит полный отрыв пространства и времени от той основы, по отношению к которой они только и имеют смысл. С другой стороны, признавая формирование этих форм в реальном процессе познания, Козлов приходит к необходимости признать определенную связь наших представлений о пространстве и времени с самим истинным бытием, бытием субстанций. Ведь он утверждает, что вещи и их отношения есть символы бытия субстанций; значит, и пространство, и время, как необходимые и эффективные формы познания указанных отношений между вещами, тоже символически что-то говорят нам о формах бытия субстанций. В результате оказывается, что наличие временной характеристики является свидетельством внутренней динамичности субстанций и некоторой сверхвременной динамики взаимодействия субстанций; точно так же пространство становится символическим отражением сложности подлинного бытия, его составленности из многообразия взаимодействующих субстанций: " .в пространстве мы можем видеть символ того, что реальные субстанции существуют не изолированно, но в одной охватывающей всех их связи. Время может служить для нас символом того, что единая связь между субстанциями, символизируемая пространством, не есть неподвижная тождественность, нечто вроде сетки или мешка, содержимое которого мертвенно храниться в нем; но что, оставаясь единою, эта связь тем не менее постоянно изменяется в порядке и распределении этого содержимого, то есть что неизменные сами по себе субстанции живоподвижны в своих акциденциях". В несколько юмористическом стиле смысл этих представлений Козлова удачно выразил Н.Лосский: " .по учению Козлова, пространственная близость и далекость есть символическое выражение степеней интенсивности непосредственного душевного взаимодействия между непротяженными субстанциями (монадами). Поездка, например, из Петрограда в Москву есть символическое представление ослабления душевных взаимодействий с субстанциями, лежащими в основе Петербурга, и усиление взаимодействия с субстанциями, осуществляющими жизнь Москвы".