PhilosofFine

k) Основополагающее значение проблемы происхождения математического естествознания

Как и все ранее указанные, эти неясности являются следствиями превращения изначально живого смыслообразования и, соответственно, изначально живого осознания задач, из которого — в том или ином особом своем смысле — возникает метод. Поэтому возникший метод, поступательное исполнение задачи, в качестве метода является искусством, которое передается по наследству, но тем самым никоим образом не наследуется сразу уже и его действительный смысл. И именно поэтому такие теоретические задачи и свершения, как задачи и свершения естествознания (и знания о мире вообще), которые могут овладеть своей бесконечной тематикой только благодаря бесконечности метода, а этой бесконечностью — только благодаря техническому мышлению и действию с его выхолощенным смыслом, могут быть и оставаться действительно и изначально осмысленными только если ученый сформировал в себе способность спрашивать об изначальном смысле всех своих смыслообразований и методов: об историческом смысле изначального учреждения и, главным образом, о смысле всякого слепо принятого вместе с ним и всякого позднейшего смыслового наследия.

Но математик, естествоиспытатель или даже в высшей степени гениальный знаток техники метода — коему он обязан открытиями, к которым единственно и стремится,— как правило, бывает вовсе не способен проводить такие осмысления. В действительной сфере своих исследований и открытий он даже не сознает, что все то, что такие осмысления должны прояснить, вообще нуждается в прояснении, и притом ради высшего интереса, задающего меру для философии и науки, интереса к действительному познанию самого мира, самой природы. И именно это утрачивается в традиционно данной, превратившейся в tsxvh науке, насколько она вообще этим определялась при своем изначальном учреждении. Любая исходящая от внематематического, внеестественнонаучного круга исследователей попытка понудить его к таким осмыслениям отклоняется им как какая-то «метафизика». Ведь специалисту, посвятившему этим наукам свою жизнь,— и это кажется ему столь очевидным — лучше знать, с чем он имеет дело и чего может достичь в своей работе. Потребность в философии (в философии математики», в «философии естествознания»), в силу еще подлежащих прояснению исторических мотивов пробудившаяся также и среди этих исследователей, в потребном для них размере восполняется ими самими, причем все то измерение, в которое вопрошанию и стоило бы вникнуть, разумеется, вовсе упускается из виду и, следовательно, не расспрашивается.

l) Методическая характеристика нашего изложения

В заключение здесь следует еще (и именно ради нашего общего намерения) сказать несколько слов о методе, которого мы придерживались в тесно связанных друг с другом размышлениях этого параграфа. Исторические осмысления, в которые мы пускаемся ради того, чтобы прийти к столь необходимому в нашей философской ситуации пониманию самих себя, требуют ясности относительно происхождения духа Нового времени и тем самым — в силу того значения математики и математического естествознания, которое невозможно переоценить,— относительно происхождения этих наук. Это значит — ясности относительно той изначальной мотивации и того движения мысли, которые ведут к зарождению идеи природы и отсюда — кее начинающейся реализации в актуальном развитии самого естествознания. У Галилея рассматриваемая идея впервые выступает, так сказать, в готовом виде; поэтому я (тем самым несколько идеализируя и упрощая положение дел) связал все размышления с его именем, хотя более подробный исторический анализ мог бы выявить, чем он в своем мышлении обязан своим «предшественникам». (Впрочем, подобным образом я буду действовать и далее, и на то есть веские причины). В отношении той ситуации, которую он перед собой обнаружил, а также того, какие мотивы она могла ему предложить и, согласно его знаменитым высказываниям, действительно предложила, кое-что можно установить достаточно быстро и тем самым понять начальную стадию придания естествознанию его смысла. Но уже при этом мы сталкиваемся со смысловыми смещениями и наслоениями более позднего и позднейшего времени. Ибо, осуществляя эти осмысления, мы сами (в том числе, как смею предположить, и мои читатели) находимся под влиянием их чар. Будучи охвачены ими, мы поначалу не имеем еще никакого представления об этих смысловых смещениях: мы, считающие себя, тем не менее, столь сведущими в том, что «суть» математика и естествознание и каких результатов они достигают. Ибо кто же сегодня не знает этого еще со школьной скамьи? Но уже первое освещение изначального смысла нового естествознания и его по-новому устроенного методического стиля позволяет ощутить кое-что от позднейших смысловых смещений. И последние, по всей видимости, влияют уже на анализ мотиваций, по меньшей мере затрудняют его.