PhilosofFine

Перейдем теперь к обсуждению некоторых существенных пунктов, чтобы таким путем выявить с разных сторон более глубокий смысл эпохе и редукции, а в дальнейшем и самой чистой психологии. У нее и в самом деле есть свои глубины, она и в самом деле порождает парадоксы, к которым не мог быть готов психолог, ориентированный исключительно на объективную науку о душе. Быть может, наше изложение все же подаст ему повод перепроверить свою психологию сознания в отношении содержащегося в ней натуралистического сенсуализма и затем признать, что действительная психология нуждается в универсальном эпохе. Пусть поначалу он будет утверждать, что, хотя он и не прокламировал это явно в качестве метода, он все же неявно уже его осуществил и в установке на имманентно-собственную сферу личностей уже выключил внешние по отношению к ним реальности в их истинном бытии или небытии, под титулом описаний внутреннего восприятия, внутреннего опыта или вчувствования. Но он, пожалуй, все же сознается в том, что этот наивно-естественный способ направляться на «внутреннее бытие» человека, который нисколько не чужд и донаучной жизни, недостаточен, и что только благодаря осознанному методическому проведению универсального эпохе чистое в-себе и для-себя-бы-тие субъекта может стать тематическим полем в своей полной конкретности. Только если я (так он должен видеть дело и так должен сказать себе) выключаю все внепсихиче-ское, мир, имеющий значимость в психической жизни, и для меня замкнутым миром становится чисто психический универсум, только тогда мне становится или с необходимостью должно стать очевидно, что в собственном существе самого психического заключено то, что в нем мнятся, сознаются и т. п. те или иные предметы.

Тогда в универсальном объеме я имею многообразную текучую интенциональность и, в ее течении, значимый мир как таковой; но не так, чтобы при этом нечто не-пси-хическое действительно полагалось в качестве мира. Психолог, пожалуй, еще согласится с нами, если мы добавим здесь, что именно психофизиологическая установка, именно превалирующая нацеленность на открытие психофизических каузальностей или кондициональностей, до сих пор заставляла его отдавать предпочтение данным ощущения и не позволяла задать вопрос об их дескриптивном месте в интенциональной взаимосвязи и об их только отсюда определяющемся смысле. Действительно, может он, наконец, признать, здесь заключено нечто важное: тематика интенциональности, и притом, как титул корреляции. По смыслу всего нашего изложения, это и в самом деле главный пункт, в надежности которого нужно сперва полностью убедиться, чтобы вообще появилась возможность что-либо начать. Только благодаря универсальному эпохе мы впервые открываем в качестве своего тематического поля то, что, собственно, есть жизнь Я: интенцио-нальная жизнь, и в ее интенциональности — аффициро-ванность интенциональными предметами, которые в этой интенциональной жизни имеют значимость являющихся, тем или иным способом осуществляемая направленность на них, занятость ими. Все то, чем занята эта занятость, само принадлежит чистой имманентности и должно быть дескриптивно схвачено в своих чисто субъективных модусах, в своих импликациях со всеми заключенными в них интенциональными опосредованиями.

Но мыслительные привычки вековой традиции не так-то легко преодолеть, они все еще сохраняют свою силу, даже если от них сознательно отказываются. Внутренне психолог все же останется при том мнении, что вся эта дескриптивная психология есть некая несамостоятельная дисциплина, подразумевающая наличие естествознания как науки о телесном, и в то же время — предварительная ступень к естествознанию, дающему психофизиологические, или психофизические объяснения. И если даже ей может быть приписано самостоятельное бытие в качестве чисто дескриптивной психологии, то она в любом случае требовала бы параллельной «объясняющей» психологии (такова в конце предыдущего столетия была еще точка зрения Брентано и Дильтея). Начинающий (а по своему воспитанию каждый кафедральный психолог здесь — всего лишь начинающий) прежде всего сочтет, что в отношении чистой психологии речь идет лишь о некотором ограниченном комплексе задач, о некой полезной, но вторичной, вспомогательной дисциплине. Отчасти такое мнение коренится в необходимости начинать со способов поведения людей и в соображении касательно того, что они, как реальные отношения, должны быть редуцированы к тому, что при этом происходит внутри души. Поэтому кажется само собой разумеющимся, что необходимая универсальная редукция с самого начала означает как раз решение всегда подвергать редукции по отдельности все встречающиеся в опыте мира способы поведения людей и таким образом, иногда прибегая к помощи эксперимента, научно описывать выражающееся уже во всеобщем языке психическое, описывать человеческое действие и претерпевание, грубо говоря: психическое деятельной сферы, в его эмпирической типике, смысл которой всегда учитывает психофизическую каузальность. Но все это ради того, чтобы потом получить возможность строить индуктивные умозаключения целиком по естественнонаучному образцу и благодаря этому — образуя новые понятия, выражающие аналоги и модификации тех актов, которые действительно могут быть познаны в опыте,— проникнуть в темное царство бессознательного. Это со стороны психического. В отношении же противоположной стороны, стороны физического, возникают психофизические проблемы, переплетенные с чисто психологическим. Можно ли тут с чем-нибудь спорить? Будет ли кто-нибудь поколеблен, если мы заметим здесь, что под титулом «способы поведения» должны ведь, в конечном счете, рассматриваться и все представления, восприятия, воспоминания, ожидания, а также всякий опыт вчувствования; далее, все ассоциации, все действительно дескриптивно прослеживаемые вариации актов (их затемнение, отложение в виде осадка), а также все инстинкты и влечения, не говоря уже о «горизонтах»?