PhilosofFine

В любом случае, при всей решимости к проведению имманентной дескрипции, универсальная редукция будет пониматься как универсальность частной редукции. Кроме того, здесь еще очень важно следующее. Путь психолога направлен от рассмотрения внешнего к рассмотрению внутреннего, стало быть, от внеположности людей и животных — к рассмотрению их внутреннего бытия и жизни. Таким образом, проще всего (именно для того, чтобы придать психологической универсальности смысл, параллельный смыслу естественнонаучной универсальности мира) осуществление универсальной редукции мыслить таким образом, что она должна осуществляться по отдельности применительно ко всем отдельным субъектам, когда-либо доступным благодаря опыту или индукции, и притом у каждого — в отношении отдельных переживаний. Да и как могло бы быть иначе? Ведь люди существуют вне друг друга, представляют собой отделенные друг от друга реальности, поэтому их внутренние душевные сферы тоже друг от друга отделены. Таким образом, психология внутреннего может быть только индивидуальной психологией, психологией отдельных душ, а все прочее есть дело психофизического исследования, также и в отношении животного царства и, наконец, в отношении всего ряда органических существ, если есть основания полагать, что всякое органическое существо вообще имеет свою психическую сторону. Все это кажется просто-таки само собой разумеющимся. Поэтому мои слова будут восприняты отчасти как сильное преувеличение, отчасти же — как извращение истины, если я сейчас заранее скажу: правильно понятое эпохе в его правильно понятой универсальности тотально изменяет все представления, которые когда-либо было можно составить себе о задачах психологии, и разоблачает все, что выше представлялось само собой разумеющимся, как наивность, которая с необходимостью и навсегда становится невозможной, как только мы достигаем действительного понимания эпохе и редукции и действительно осуществляем их в их полном смысле.

Сообразно своему смыслу, феноменологическая психология раскрывается в нескольких ступенях, поскольку сама феноменологическая редукция (и это обусловлено ее сущностью) смогла раскрыть свой смысл, свои внутренние необходимые требования и широту своего действия только поступенно. Каждая ступень требовала новых рефлексий, новых осмыслений, которые, в свою очередь, были возможны только благодаря нашему пониманию самих себя и свершениям, осуществленным на других ступенях. В этой связи я обычно говорю, что для обретения своего тотального горизонта феноменологическая редукция нуждалась в «феноменологии феноменологической редукции». Но уже в отношении первой ступени, где мы еще ориентированы на отдельных субъектов и где нам приходится еще удерживать свершение психофизической, или биологической, науки в состоянии открытого вопроса, справедливо, что к ее смыслу можно пробиться только в ходе упорной работы, что его нельзя попросту перенять от тех бихевиористских редукций, с которых мы в силу необходимости начали.

Но, выполнив эту первую редукцию, мы еще не достигаем собственного существа души. И поэтому можно сказать: и для всей естественной жизни, и для всех психологов прошлого подлинное феноменолого-психологическое эпохе есть абсолютно чуждая, искусственная установка. Поэтому в отношении собственной сущности Я-субъектов, в отношении их психического вообще отсутствовало необходимое для научной дескрипции поле опыта, отсутствовала возникающая только из постоянного повторения типика известного. «Внутреннее восприятие» в смысле подлинной психологии и психологический опыт вообще, понимаемые как восприятие и опытное познание душ в их собственном чистом бытии, настолько не являются чем-то непосредственным и повседневным, чем-то обретаемым уже посредством обычного первоначального «эпохе», что до введения особого метода феноменологического эпохе они вообще не были возможны. Поэтому тот, кто принимает феноменологическую установку, должен сначала научиться видеть, должен приобрести какой-то навык и благодаря навыку получить сперва грубые и неустойчивые, но в дальнейшем все более определенные понятия о том, что является собст-венносущественным для него и для других. Истинная бесконечность дескриптивных феноменов становится в силу этого видна лишь постепенно, но зато в самой сильной и самой безусловной из всех очевидностей — в очевидности этого единственно подлинного «внутреннего опыта».

Конечно, это выглядит досадным преувеличением, но только для связанного традицией новичка, который, начиная с опытов установки на внешнее [AuBen-Einstellung] (естественной антропологической субъект-объектной установки, установки на психическое в мире [psycho-mundane]), поначалу думает, что речь идет всего лишь о само собой разумеющемся «очищении» от груза реальных предпосылок, в то время как содержание опыта психического в сущности уже известно и даже может быть выражено в народном языке. Но это фундаментальная ошибка. Если бы это было правильным, то нужно было бы только аналитически истолковать полученное из всеобщего опыта опытное понятие человека как мыслящего, чувствующего, действующего субъекта, субъекта, переживающего удовольствия и страдания и т. п.; но это, так сказать, лишь внешняя, поверхностная сторона психического, то из него, что объективировалось во внешнем мире. Дело тут обстоит так же, как с ребенком, который вполне может иметь опыт вещей как таковых, но не имеет еще никакого представления об их внутренних структурах, которые еще полностью отсутствуют даже в его апперцепциях вещей. Так и у психолога, не научившегося в феноменологическом смысле, доступ к которому открывает истинное эпохе, понимать поверхностное как таковое и ставить вопрос о его необъятных глубинных измерениях, отсутствуют все собственно психологические апперцепции и, следовательно, всякая возможность ставить собственно психологические вопросы как рабочие вопросы, которые уже должны иметь заранее очерченный смысловой горизонт.