PhilosofFine

Таким образом, мнимое «очищение» или, как часто говорят, «прояснение психологических понятий» лишь тогда вообще впервые делает психическое доступным, лишь тогда вообще впервые дает увидеть его собственное бытие и то, что в нем «лежит», когда от овнешненных интенционально-стей переходят ко внутренним, интенционально их конституирующим. Тогда впервые научаются понимать, что, собственно, означает психологический анализ и, наоборот, психологический синтез, и какие смысловые бездны отделяют их от того, что можно было понимать под анализом и синтезом с позиции наук, ориентированных на внешнее.

Конечно, то первое эпохе является необходимым началом опыта чисто душевного. Но теперь нужно на какое-то время задержаться на этом чисто душевном, осмотреться в нем и вникнуть в него, а затем с настойчивой последовательностью овладеть тем, что составляет его собственную сущность. Если бы эмпиризм оказал больше чести своему имени такой привязкой к чистому опыту, то он не прошел бы мимо феноменологической редукции, и тогда его описания никогда не привели бы его к данным и комплексам данных, а духовный мир не остался бы скрыт в своем своеобразии и в своей бесконечной тотальности. Разве не парадоксально, что никакая традиционная психология до сего дня не дала ни одного действительного истолкования восприятия, хотя бы в отношении одного только особого типа телесного восприятия, или воспоминания, ожидания, «вчувствования» или какого-либо другого способа приведения к настоящему; далее, не дала также ни одной дескрипции интенциональной сущности суждения, а равно и прочих типов в классификации актов, не осуществила ин-тенциональное прояснение синтезов согласованности и несогласованности (с их различными модальностями); что никто и не подозревал о разнообразных и трудных проблемах, скрывающихся под каждым из этих титулов? Не было открыто поле опыта, не была разработана особая сфера психологических фактов, поле для осуществления описаний; никто даже не находился в состоянии действительно психологического опыта, который заранее дает психическое в еще не проанализированном виде и благодаря его горизонту внутреннего и внешнего опыта неопределенно очерчивает то, что можно обнаружить интенционально. Какую же пользу могло принести иногда столь часто и столь настойчиво выдвигавшееся требование построения дескриптивной психологии, пока не была познана необходимость универсального эпохе и редукции, посредством которых вообще только и удалось впервые обрести субстраты дескрипции и интенционального анализа и тем самым поле для работы? Я вынужден отрицать, что прежняя психология действительно ступила на собственно психологическую почву. Только когда такая психология возникнет, станет возможным оценить многообразные и, несомненно, очень ценные факты психофизики и опирающейся на нее психологии в отношении их действительного психологического содержания, а также прояснить для себя, что действительно представляют собой соотносимые друг с другом члены эмпирических регулярностей как с одной, так и с другой стороны.

Власть предрассудков столь велика, что трансцендентальные эпохе и редукция уже на протяжении десятилетий представали на различных ступенях своего развития, но при этом было достигнуто только то, что первые результаты подлинной интенциональной дескрипции с пагубными для их смысла последствиями переносились в старую психологию. Насколько серьезными нужно считать слова об искажении смысла при таких переносах, покажут наши дальнейшие соображения, которые происходят из наиболее зрелого самоосмысления и, я надеюсь, поспособствуют достижению столь же глубокой прозрачности и ясности. Кроме того, исчезнет трудность, свойственная такому «discours de la methode», как оно здесь намечено, в силу того, что стоящие за ним конкретные исследования последних десятилетий не могут выступать и как его конкретные основания, тем более что даже опубликованные работы могут оказать свое подлинное воздействие только после достижения действительного понимания редукции, что всегда очень нелегко. Почему об этом говорится здесь, хотя трансцендентально-философская редукция была введена там, вскоре станет ясно из дальнейшего хода наших рассуждений.

Наша ближайшая задача — и очень важная для прояснения подлинного смысла эпохе — состоит теперь в том, чтобы достичь очевидного понимания: все, что будто бы разумелось само собой при в первую очередь напрашивающейся интерпретации той универсальности, с которой должно быть осуществлено эпохе, на самом деле — всего лишь недоразумение. Было бы в корне неправильно, исходя из способов отношения людей к реальному окружающему миру, из по-отдельности осуществляемой редукции их к психическому, да и вообще было бы неправильно думать, что универсальная редукция направлена на то, чтобы редук-тивно очистить вообще все встречающиеся отдельные ин-тенциональности и затем заняться ими по отдельности. Конечно, подвергая себя рефлексии в своем самосознании, я нахожу себя живущим в мире так, что бываю аффи-цирован отдельными вещами, занят отдельными вещами, и потому редукция всегда производит отдельные представления, отдельные чувства, отдельные акты. Но, в отличие от психологии «данных на доске сознания», я здесь не должен упускать из виду то, что эта «доска» обладает сознанием самой себя как доски, существует в мире и сознает мир: я постоянно сознаю отдельные вещи мира, которые меня интересуют, волнуют, которые мне мешают и т. д., но у меня при этом постоянно есть осознание самого мира, в котором существую я сам, хотя он существует тут не как вещь, оказывая на меня, подобно вещам, аффективное воздействие или в том же смысле становясь предметом моих занятий.