PhilosofFine

Последнее убеждение Толстого вновь ведет к характерному противоречию в его взглядах. Отрицательно относясь в своих поздних философских работах к началу личности, Толстой в то же время полагает, что ограничение ее свободы и ее претензий, перестройка всей системы отношений между людьми должны произойти исключительно через свободный волевой акт самой личности. Это очень похоже на требование Чаадаева к каждому человеку отказаться от своей "произвольной" личной свободы посредством свободного личного изволения (см. раздел 3.1). Однако у Чаадаева это требование имело естественное метафизическое обоснование, поскольку опиралось на концепцию "мирового сознания", объединяющего сознания всех эмпирических личностей. Этическое требование Толстого к ограничению свободы личности и ее желания блага себе не имеет столь же ясного обоснования. Толстой в большинстве своих философских трудов не предполагает существования какой-либо сущности - духовной (как у Чаадаева) или духовно-материальной (как у Хомякова и Достоевского), - которая реально объединяла бы людей в их эмпирическом бытии или хотя бы в состоянии "совершенства", после осуществления ими радикальной перестройки жизни в соответствии с принципом любви (только в поздней работе "О жизни" он говорит о "всеобщем разуме", в котором соединены все люди; и его концепция еще в большей степени становится похожей на концепцию Чаадаева). Отвергая все "мистическое" в бытии, Толстой не признает какой-либо формы единства людей, кроме единства через систему внешних отношений. Ведь желание блага всему существующему и любовь ко всем в интерпретации Толстого являются принципами организации внешних отношений, пусть даже и в самой совершенной их форме; это означает, что они не способны радикально преодолеть атомистическую разделенность людей в этом мире. В результате имперсоналистическая тенденция во взглядах Толстого парадоксально сочетается с крайним индивидуализмом в понимании сущности человека (последнюю черту очень точно подметил И. Ильин, посвятивший опровержению учения Толстого книгу с характерным названием "О сопротивлении злу силою").

Здесь мы сталкиваемся с важным вопросом, от ответа на который в существенной степени зависит правильная оценка философии Толстого: на чем основана возможность перехода человеческого в идеальное состояние, подразумеваемое его учением? Каковы действующие силы этого перехода? Большая часть русских мыслителей, принадлежавших к главной линии развития русской философии, признавала возможность радикального преображения человеческого общества и всего мироздания в процессе исторического развития, исторической (духовно-материальной) деятельности человечества. Но, как правило, это преображение рассматривалось как эсхатологический, мистический акт, связанный с раскрепощением каких-то бесконечных творческих сил в человеке и в самом бытии. Глубина и оригинальность наиболее известных концепций в русской философии была связана как раз с представлением о сложности и глубине тех преобразований, которые должен осуществить в себе и в мире человек ради реализации грядущего Царства Божия, идеального состояния бытия. В этом контексте точка зрения Толстого и некоторых близких к нему мыслителей (в первую очередь, Н.Федорова) выглядит как предельное упрощение, почти "примитивизация" этого важнейшего тезиса русской философской мысли. Толстой считает, что переход человеческого общества к идеальному состоянию (о возможном преображении мира он ничего не говорит) может быть произведен достаточно просто - только за счет доступного каждому изменения принципов своего поведения, а именно за счет отказа от желания блага себе в пользу принципа блага всем окружающим. Хотя такая нравственная "революция" также не может быть осуществлена в одночасье и требует длительной и кропотливой работы по воспитанию новых поколений в духе любви к ближним и этики ненасилия, она по своему существу не предполагает раскрытия каких-то неведомых сфер и способностей бесконечной человеческой личности, не предполагает радикального разрушения "мира обыденности", в котором живет каждый человек. Неслучайно образцом для подражания Толстой все время выбирает простых русских мужиков, лишенных глубокой культуры и оценивающих себя и мир с позиций элементарного здравого смысла.