PhilosofFine

При истолковании само собой разумеющейся для Галилея универсальной применимости чистой математики нужно иметь в виду следующее. В любом применении к данной в созерцании природе чистая математика должна перестать абстрагироваться от созерцаемых полнот, тогда как идеализированный момент гештальтов (пространственных гештальтов, длительности, движений, деформаций) все же остается незатронутым. Но тем самым в некотором отношении происходит и идеализация соответствующих чувственных полнот. Субструированная при идеализации чувственных явлений экстенсивная и интенсивная бесконечность, превосходящая все возможности действительного созерцания,—дробимость и делимость in infinitum и тем самым все, что принадлежит математическому континууму,— подразумевает субструкцию бесконечностей для eo ipso также субструируемых полнотных качеств. Но теперь опять-таки нужно иметь в виду, что благодаря этому нам еще не дана та «косвенная математизируемость», которая составляет собственно галилееву концепцию физики. Роды в аргентине цена под ключ приехали и родили дочку в аргентине.

Насколько мы до сих пор продвинулись, нами пока обретена лишь одна всеобщая мысль, точнее, всеобщая гипотеза: что в доступном созерцанию мире господствует универсальная индуктивность, заявляющая о себе в упомянутых повседневных опытах, но скрывающаяся в их бесконечности.

Конечно, Галилеем она не была понята как гипотеза. Физика сразу стала для него столь же достоверной, что и прежняя чистая и прикладная математика. Кроме того, она сразу же очерчивает для него методический путь реализации (реализации, успехкоторой в наших глазах с необходимостью означает подтверждение гипотезы — этой вовсе не само собой разумеющейся гипотезы относительно недоступной фактической структуры конкретного мира). Таким образом, прежде всего ему было важно найти широко применимые и подлежащие дальнейшему совершенствованию методы для того, чтобы действительно сформировать все измерительные методы, предочерченные в идеальности чистой математики как идеальные возможности, помимо прежних, фактически сформированных; чтобы измерять, например, скорости и ускорения. Но и сама чистая математика гештальтов нуждалась в дальнейшей обогащающей разработке в направлении конструктивной квантификации, что позднее привело к созданию аналитической геометрии. Теперь нужно было такими вспомогательными средствами систематически постичь универсальную каузальность или, как мы можем сказать, ту своеобразную универсальную индуктивность мира опыта, которая предполагалась в гипотезе. Следует иметь в виду, что вместе с новой, конкретной и, стало быть, двусторонней идеализацией мира, заключенной в галилеевой гипотезе, был дан и само собой разумеющийся характер универсальной точной каузальности, которая, конечно же, не извлекается индуктивно из указания на отдельные каузальности, а предшествует всякой индукции особых каузальностей и руководит ею — как это справедливо уже для доступной созерцанию конкретно-всеобщей каузальности, составляющей саму конкретно-созерцаемую форму мира, в противоположность особым отдельным каузальностям, доступным опытному познанию в окружающем жизненном мире.

Эта универсальная идеализированная каузальность охватывает все фактические гештальты и полноты в их идеализированной бесконечности. Если измерения, проводимые в сфере гештальтов, действительно должны вести к установлению объективных определений, то, по-видимому, должно быть методически рассмотрено и то, что совершается в стороне полнот. Метод должен распространяться на те или иные полностью конкретные вещи и происходящие с ними изменения, а также на то, каким способом фактические полноты и гештальты состоят в каузальной зависимости. Применение математики к реально данным полнотам гештальта уже в силу своей конкретности вводит каузальные предпосылки, которые нужно только довести до определенности. Как отсюда двигаться дальше, как методически вести работу, выполняемую целиком в рамках созерцаемого мира; как в этом мире, в который гипотетическая идеализация привнесла еще неведомые бесконечности, фактически схватываемые телесные данности получают каузальную правомерность в отношении обеих сторон и как исходя из них, и тоже мерными методами, можно раскрыть скрытые бесконечности; как при этом благодаря растущей аппроксимации в сфере гештальтов возникают все более совершенные индикации качественной полноты идеализированных тел; как сами эти тела, как конкретные, становятся аппроксимативно определимыми во всех своих идеально возможных изменениях,— все это дело открывающей [entdeckenden] физики. Другими словами, это дело страстного практического исследования, а вовсе не предшествующего ему систематического осмысления принципиальных возможностей, существенных предпосылок математической объективации,— наделе определять конкретно-реальное в сплетении универсальной конкретной каузальности.