PhilosofFine

с) Проблема математизируемости «полнот»

Вопрос теперь в том, что понимать под косвенной математизацией.

Рассмотрим сначала более глубокую причину, делающую принципиально невозможной прямую математизацию (или некое подобие аппроксимативного конструирования) в отношении специфически чувственных качеств тел. Как называется пленка с пузырьками тара для товара пупырчатая пленка.

Качества эти тоже выступают в градациях, и к ним, как и ко всем градациям, известным образом тоже применимо измерение — «оценивание» [Schatzung] «величины» холода и теплоты, шероховатости и гладкости, светлого и темного и т. д. Но здесь нет точного измерения, нет возрастания точности и прогресса измерительных методов. Когда мы сегодня говорим об измерении, о мерных величинах, методах измерения, вообще о величинах как таковых, мы, как правило, имеем в виду всегда уже соотнесенные с идеальностями, «точные» [exakte] величины и методы; и нам будет нелегко провести в абстракции весьма необходимую здесь изоляцию полнот — т. е. в универсальной встречной абстракции [Gegenabstraktion] (параллельной той, которая дает нам универсальный мир гештальтов) хотя бы попытаться рассмотреть телесный мир исключительно в «стороне» свойств, выступающих под титулом «специфических чувственных качеств».

Чем создается «точность» [Exaktheit]? По-видимому, не чем иным, как тем, что мы выявили выше — эмпирическим измерением с его возрастающей точностью [Genauigkeit], но под руководством уже заранее объективированного благодаря идеализации и конструкции мира идеальностей, т. е. особых идеальных образований, соответствующих тем или иным мерным шкалам. И теперь мы можем в двух словах прояснить контраст. У нас есть только одна, а не двойная универсальная форма мира, только одна, а не двоякая геометрия, именно — геометрия гештальтов, а второй геометрии — геометрии полнот — у нас нет. Соразмерно мировой структуре, a priori принадлежащей эмпирически созерцаемому миру, его тела устроены таким образом, что каждому телу, говоря абстрактно, свойственна его собственная протяженность, но все эти протяженности суть гештальты одной, тотальной, бесконечной протяженности мира. Как мир, как универсальная конфигурация всех тел, он обладает, следовательно, объемлющей все формы тотальной формой, и эту форму можно проанализированным выше способом идеализировать и посредством конструкции ею овладеть.

К структуре мира принадлежит, конечно, и то, что все тела обладают теми или иными своими специфическими чувственными качествами. Но фундированные чисто в последних качественные конфигурации не аналогичны пространственно-временным гештальтам, не встроены в некую собственную для них форму мира. Предельные гештальты этих качеств не могут быть идеализированы в аналогичном смысле, их измерение («оценивание») нельзя соотнести с соответствующими идеальностями конструируемого мира, уже объективированного в идеальности. Тем самым и понятие «аппроксимации» не обладает здесь смыслом, аналогичным тому, какой ему присущ в сфере математизируемых гештальтов: смыслом объективирующего свершения [Leistung].

Что же касается «косвенной» математизации той стороны мира, которая сама по себе не имеет математизируемой мировой формы, то она мыслима лишь в том смысле, что специфически чувственные качества («полноты»), опытно познаваемые в созерцаемых телах, по совершенно особым правилам сроднены [verschwistert] с сущностно принадлежащими им гештальтами. Если мы спрашиваем, что a priori предопределено универсальной формой мира с ее универсальной каузальностью, если мы, стало быть, задаем вопрос об инвариантном, всеобщем бытийном стиле, который созерцаемый нами мир сохраняет в своем беспрестанном изменении, то предопределена, с одной стороны, пространственно-временная форма, как охватывающая все тела в аспекте гештальта, и все принадлежащее ей a priori (до идеализации); далее, что в реальных телах фактические гештальты каждый раз требуют фактических полнот и наоборот; что, стало быть, существует этот вид всеобщей каузальности, связующей лишь абстрактно, а не реально отделимые друг от друга моменты конкретного. Далее, если брать тотально, существует универсальная конкретная каузальность. В ней необходимо антиципируется, что созерцаемый мир может созерцаться только как мир в бесконечно открытом горизонте, а значит, бесконечное многообразие отдельных каузальностей тоже не может быть дано само по себе, но только антиципировано в виде горизонта. Таким образом, мы в любом случае и a priori сознаем, что вся гештальтная сторона телесного мира не только вообще требует пронизывающей все гештальты полнотной стороны, но что всякое изменение, касается ли оно гештальтных или полнотных моментов, протекает сообразно каким-либо — непосредственным или опосредованным, но как раз этого изменения требующим — каузальностям. Этого, как сказано, достигает неопределенно всеобщая априорная антиципация.